Костёр 1987-05, страница 9

— А теперь?

— Теперь иногда встречаемся с друзьями и вспоминаем, как все было. Это тоже здорово, когда есть что вспомнить.

Тут он совсем разулыбался, а я спрашиваю:

— И что путешествия ваши? Кончились?

— Горы? Не в них дело. Я тут с вами после уроков сижу и никаких гор теперь мне не нужно.

Просто удивительно, сколько в этой комнатухе просидеть можно. Борис Николаевич говорит:

— Вы, мальчишки, что, хотите, чтобы ваши родители на меня министру пожаловались? А ну, марш!

Мы уходим, а он еще сидит там, возится со своим карабином.

Утром выхожу на остановку — здравствуйте, пожалуйста! Базылева собственной персоной.

— Привет соседям.

Ленка стоит, челку свою на палец наматывает.

— Ты, Витька, со мной что, не можешь серьезно разговаривать.

Смотрю, а у нее глаза на мокром месте. Просто растерялся.

— Брось,— говорю,— ну чего ты?

Она челку накручивать перестала.

— Витька, слушай, у Юры маму ночью на «скорой помощи» увезли, а он ничего не знает, не было его дома, не ночевал. Ты ведь знаешь, где его техникум. Предупредить же надо.

Сказал я, уехала Ленка.

Я сидел за партой и думал, что Ленке влетит, конечно, по первое число — взяла и в школу не пошла. И как это странно — Ленка простых замечаний как огня боится, а тут прогул. И ведь даже ничего сказать не попросила. Ну что зубы болят, или там голова. Забыла она про все на свете, что ли?

После уроков я спустился в вестибюль, вдруг Ленка там. Малыши из продленки возились в гардеробе. Я подождал немного и пошел.

Что-то у них случилось. «Скорую» так просто не вызовут. Что-то случилось у них. Наверно, Юра не ночевал дома, мама нервничала. Нельзя сердечникам нервничать, совсем волноваться нельзя. Если бы Юра пришел домой, все было бы нормально. И тут я вдруг подумал, что, если он из-за меня не пришел домой? Он надеялся на меня, а я ушел, не помогал больше, я даже разговаривать с ним тогда не стал.

Я набирал номер, бил по рычагу, снова набирал... О чем можно говорить так долго? Ведь могут же позвонить из больницы, да мало ли что. А может, у них трубка плохо положена?

А может, это я сам боюсь идти к Юре? Боюсь, потому что виноват и торчу в этой будке.

В этот раз я долго ждал, пока мне откроют. Я подумал, что, наверное, Юра и видеть-то никого не хочет.

Мы стояли в прихожей, и я не знал, что делать. Юра молчал и смотрел на меня. Я сказал:

— Здравствуй.

Он медленно взял мою руку и стиснул ее крепко, стиснул и подержал.

В комнате я его спрашиваю:

— Мама как?

Он так выругался, я ошалел. Я от Юры ничего такого и не слышал.

— Извини, — говорит, — у меня с отцом... Ну, как тогда в гараже. При матери он меня, понимаешь, при матери! Я из дома убежал, ну и не знал про нее ничего. А ее ночью...

— Ты что, всю ночь по городу ходил?

— Да нет, есть у меня одно место. В общем, у Хола я ночевал. Некуда мне от него, видишь?

Мы сидели рядом и оба ждали чего-то, как будто что-то сказать надо было. Юра вдруг улыбнулся.

— Слушай, Витек, я же и у Пигузова был. Ну после тебя тогда сразу поехал. Думал, шум будет и вообще... Нет, деньги за кассету отдал, еще, говорит, неси. Целый список дал, чего ему надо. Испугался, что я к Холу пойду.

Я говорю:

— Ты, Юра, не беспокойся... Я же понимаю, что мы не просто так. Я, если хочешь, к этому Пигузову еще поеду и коробки возить буду. Ты не думай.

Юра говорит:

— Вот из этого списка бы ему чего достать... Сразу бы как миленький отстегнул.

А список ничего себе, на целую страницу. Я названия на всякий случай переписывать начал.

Юра говорит:

— Брось, пустой номер. У твоих парней ни у

кого такого нет.

А я все равно списал, у нас ребят с музыкой в школе полно.

Точно Юра сказал, я с этим списком ко всем знакомым во дворе подходил — ничего. В школу принес, в нашем классе тоже любители есть, читаю ребятам список на перемене, вдруг у меня листок кто-то сзади — хвать! Оборачиваюсь — елки-палки, Гудилин! Вот подарочек-то. И главное, любители мои все куда-то делись.

Гудок в мой блокнот посмотрел.

— Это, — говорит, — ты чего? Записи собираешь? Ты бы еще в детском саду искал. Тоже поп-фанов нашел. Я бы такие записи сам взял.

Блокнот мне отдал. Я в классе сел, перечитывать его начал. Сижу читаю. Слышу, Базылева рядом устраивается.

— Ты, Кухтин, что, стихи сочиняешь, да?

Ну надо же такое придумать — стихи!

А она ближе придвинулась.

— Не-ет, ты, Витька, стихи не сочиняешь. Это я не знаю, что такое.

В общем так Ленка пристала, что все я ей рассказал. То есть не совсем все, а что можно. Она спрашивает:

— Ты, Витька, не врешь, что это Юре надо?

За челку себя подергала. И говорит:

— Ну понимаешь, дед у меня есть, он уже сто лет пластинки собирает. Может, вам к нему с Юриком, а?

— А если, — говорю, — он нас к коллекции своей и не подпустит?

7