Костёр 1987-05, страница 6

Андрей ЕФРЕМОВ

ПОВЕСТЬ

Рисунки О. Филипенко

Мне Ваньчик про Бориса Николаевича все уши прожужжал. Прямо у них там чудеса уже какие-то.

После школы он ко мне в пять часов заявился.

— Ожидаются атмосферные осадки, — говорит, — пошли ашникам вкатим, а то скоро коробку зальет.

Это мы в хоккейной коробке в футбол играем.

Вкатили. Стукали, пока мяч видно было. Подхожу к парадной, Юра на лавочке сидит.

— Дело, — говорит, — есть. Один к инвалиду съездишь? Пигузову коробку забросишь потом и все. Не могу я, честное слово, не могу. Только знаешь, ты ему вот это еще отвези. — И дает мне кассеты. — Может, возьмет. Хол когда еще заплатит, а я у отца теперь нисколько не беру. Потом мне позвони. Не забудь.

Хоть бы спросил Ваньчик, почему я к Борису Николаевичу не хожу. Надулся и все. Обижается, что я ему про себя не рассказываю* что ли? Ну и ладно, пусть что хочет думает.

Я и на кнопку давил, и калитку тряс — никто не открывает. Сзади дом обошел, смотрю — гараж открыт, и люди там ходят.

— Эй, — кричу, — эй!

Один подошел, между штакетинами на меня посмотрел.

— Лезь, — говорит, — на забор.

Я на нижнюю перекладину встал, свесился на ту сторону. Он на меня снизу смотрит.

— Не, такой рожи не знаю.

Я говорю:

— Мне инвалида. Тут инвалид был.

Обернулся.

— Дядя Федя!

Инвалид из гаража вышел и машет мне. Я и перелез. Стою в гараже, по сторонам смотрю. Гараж какой-то удивительный. Не гараж, а лаборатория. Приборов как у нашего физика, а места — хоть танцы устраивай. И машины никакой в гараже нет. Ремонтом он, что ли, здесь занимается?

Когда я в город приехал, к Пигузову еще рано идти было. Пойду, думаю, пешком, коробка в рюкзаке, одна, вроде и не тяжело.

Топал до него, топал, а все равно еще час остался. Ладно, думаю, позвоню кому-нибудь, найду двушку и позвоню. Только ведь и звонить-то, как назло, некому: Ваньчик в лаборантской, а других телефонов наизусть не помню. Думал, думал, Ленкин вспомнил. Она его на своей половине парты написала, так эту половину мне как будто

Продолжение. Начало см. в №№ 3, 4.

4

по телевизору показали. Ленка, так Ленка! Позвоню, как будто уроки спросить, а там придумается что-нибудь. Я двушки не нашел, гривенник в автомат засунул, так поговорить захотелось. Кручу диск и соображаю, что придумается-то? У меня этот Леня в голове сидит, как четвертная контрольная, я, что ли, про него ей говорить буду? Базылева уже к телефону подошла.

— Але! — кричит. — Але!

А я трубку бросил и пошел из будки. Даже гривенника не жалко. Ну, почему это такая ерунда получается? Ведь хорошее же дело делаем, а прячемся, как жулье какое-нибудь. Тому не скажи, этому не скажи! И не обманываем же никого. Или Юра стесняется, что мы как ишаки с этими коробками таскаемся.

Я слонялся незнакомыми переулками и все время перед Лёнечкиным домом оказывался. Какое-то

место заколдованное.

Ваньчик обижается. Ну, Юра... Подумаешь, у кого какие знакомые бывают. Не до пенсии же Юра будет кассеты продавать и коробки носить. Так? Наберем денег, и никакой нам Леня не нужен. Подумаешь, Пигузов.

Так время и прошло. На часы посмотрел — опаздываю. До самой квартиры как ошпаренный бежал. К Пигузову в комнату захожу.

— Тихо, — говорит, — чего топаешь? Не видишь, человек отдыхает.

Я смотрю, а на диване лежит кто-то. Пигузов коробку за диван пихнул.

— Консультант, — говорит, — на мясокомбинате работает. Он мне какую хочешь колбасу достанет.

Этот на диване храпеть начал.

— Устал, — говорит Пигузов, — наломался. Ты, что ли, у Юрки шестеришь? Звонил мне Юрка. Он тебе сказал, что я барахло не беру? Ты для барахла других дураков ищи. Чего смеешься? У меня техника — экстра, мне фирменную музыку давай. За мою технику один чудак мотоцикл давал. Дурень, точно? Кто ж музыку на тарахтелку менять будет?

Я говорю:

— Техника-то где?

У него в другой комнате в углу центр, куском обоев накрытый. Он обои снял, рукавом там чего-то потер.

— Видал?

А мне на эту аппаратуру смотреть жалко. Блоки исцарапаны, у одного фальшпанель краской заляпана, и ручки кто-то сменил, сразу видно, не те ручки.

— Ну, давай свои кассеты!

Кучей все на стол высыпал. Одну послушает, вторую... Дергается, как на веревочках.

— Говорил ведь, чтоб ерунду не носили. Вот я тебе сейчас поставлю.