Костёр 1987-05, страница 11

I

— Подпустит. Еще как. Таких, как он, больше нету. Я его знаешь как зову? Единственный дед — вот! Я тебе адрес дам. Вы с Юрой сами придете,

а я уже у него буду. Чтобы предупредить. Ладно?

%

Никогда бы не подумал, что у нас в городе такие переулочки есть. Дорога из булыжников и тихо-тихо. Не хотят шоферы по камням трястись.

Сначала я решил, он нас рассматривает, только глазка-то в двери и не было. Он там шевелился; чем-то брякал и молчал. Юра сказал: • — Здравствуйте.

За дверью еще чаще брякать стали.

— Ну конечно, конечно, здравствуйте! Только ради бога не машите руками, когда войдете, и вообще стойте смирно. Я вот сейчас с крючком разберусь.

Ну, думаю, точно чудо какое-нибудь.

Самый обычный старичок оказался. Худой только очень, очки толстые, как две лупы. У него в этих очках глаза как будто от лица отдельно. Он говорит:

— Все в порядке, как договаривались. В кухне подождите, притащу сейчас.

Двигает что-то в комнате, топает. Юра из кухни в прихожую высунулся.

— Извините, — говорит, — может, мы...

— Ничего подобного, — отвечает из комнаты, — все в порядке. Просто у меня коридор узкий.

И выходит. Я такого не видел еще. Здоровенный граммофон, труба блестящая. Он его на стол поставил.

— Ну вот. Только вы, дети, трубу на голову не надевайте, а то прошлый раз ваш Петунков с лестницы свалился.

Меня смех разобрал, а Юра с табуретки вскакивает.

— Какой Петунков? Что мы, ненормальные, что ли, вашу трубу на голову надевать? Вам Лена что, ничего не сказала?

— Как какой? Вы что, не из драмкружка? А я-то думал... Ну простите, ребята. Вчера из ДПШ, понимаете, звонили, им для спектакля опять граммофон нужен. «У вас, — говорят, — реквизит уникальный». Вот и перепутал. Ну ничего, разобрались. Только Лена мне про вас не говорила. Вчера позвонила, приду, говорит. И все.

И тут дверь загремела. Мы еще, в чем дело, не поняли, а в кухню Ленка влетела.

— Здравствуй, — говорит, — мой единственный дед! Сейчас я тебе про них все расскажу.

А он чайник перед ней на стол ставит.

— Сейчас они мне сами рассказывать будут, а отдельные опоздавшие заварят чай. Раздевайтесь, ребята, в комнату пойдем.

В прихожей говорит:

— Боком идите.

А там иначе и нельзя. Стеллажи в два ряда, а на стеллажах я сначала думал книги, потом он верхний свет зажег — нет, смотрю, коробки ка-кие-то. Он меня сзади под локоток поддерживает.

— Ох, братцы, поосторожней. У меня тут кое-что на честном слове держится.

Так в комнату боком и забрались. И там коробки кругом. Он нас на середину вытолкнул.

— Ну, добрый вечер, да? Степан Трофимович. А вас?

Два стула из-за стола выдернул.

— Прошу.

Мы уселись, а он над нами, как подъемный кран.

— С чем чай пить.будем?

Юра говорит:

— Так мы вроде...

— Стало быть, с вареньем.

И в коридор протиснулся. Я спрашиваю:

— Что это за коробки такие?

— Ладно тебе с коробками, ты смотри, что там в углу.

А в углу еще старинный проигрыватель. Стоит темный полированный, ну прямо как из магазина, только этого рупора граммофонного нет. На боку медными буквами написано: «Идиллия». Юра по сторонам посмотрел.

— Честное слово, понял! Это же у него пластинки в коробках, вот чтб. Коллекционер он. У него «Идиллия» — для старых пластинок.

Я к этим полкам с пластинками подошел, на одной коробке читаю:

— А. В. Степанов.

1. Холера.

2. 25 рублей.

Ничего себе пластиночка! А Степан Трофимович из кухни еле слышно кричит:

— Юра, Витя, чай готов!

А в кухне везде журналы лежат. Я их сразу не заметил. Старые журналы, с ятями еще. Я один открыл наугад, а там заголовочек, хоть в «Крокодил» посылай — «Новый вид музыкальной кровати». Только Юре хотел показать, Степан Трофимович говорит:

— Я вас, братцы, без музыки не отпущу. От меня без музыки не уходят. Верно, Елена? Ты тоже садись, чашки потом перемоешь.

Аппаратура в самой дальней комнате оказалась. Выбрал он на стеллаже коробку, подержал одну пластинку, оглянулся на нас и взял другую, поставил. Заиграл проигрыватель. Тихо, тихо.

Она как будто всегда была, эта музыка. Где-то во мне была, и я ее сразу узнал, хоть не слышал никогда. Там было как будто что-то еще, кроме того, что мы слышали, что-то главное, только что?.. А музыка все дальше, дальше... И вдруг ее совсем не стало слышно. И мы трое одни в пустой комнате.

Степан Трофимович убрал пластинку.

— Мне тут один говорит, пластинки надо продавать — деньги, мол, вам на усилитель будут. «Вы, — говорит, — будете иметь прекрасную частотную характеристику». Чудак, ей-богу. Можно подумать, что музыка получается из частотной характеристики... Музыка — она из сердца. Ну, что, еще слушать будем?

Мы говорим: — Еще, еще!

Час, наверное, слушали. Юра Степану Трофимовичу говорит:

— Здорово! А у нас-то такого почти и нет ничего. Точно, Витек?

9