Костёр 1987-11, страница 24
его. Он сообщает в Америку из Петрограда: «Мы в самом центре событий, это потрясающе! Если только мне суждено, я опишу все это...» В среду, 25 октября, был сырой, холодный день. По Невскому шли трамваи — на всех выступающих частях висели пассажиры. Стены домов были покрыты прокламациями, призывами Временного правительства, предостерегающими против восстания. Джону Риду удалось купить уже кем-то прочитанный номер большевистской газеты, где крупными буквами было напечатано: «Вся власть Советам рабочих, солдат и крестьян!— Мира! хлеба! земли!» Сообщалось, что ночью большевики захватили телефонную станцию, Балтийский вокзал и телеграф, арестовано несколько министров, казаки колеблются... На углу Морской улицы Рид встретил меньшевика, который сказал: «Что ж, может быть, большевики и могут захватить власть, но больше трех дней им не удержать ее». Вдруг на улице раздался выстрел, началась перестрелка. Все выходы на Дворцовую площадь охранялись часовыми. К Смольному он подошел в сумерках. Массивный фасад Смольного сверкал огнями. Подъезжали автомобили, подходили новые и новые люди. Во дворе, под деревьями сада, стояло несколько броневиков. В зале заседаний только что прозвучало заявление Военно-рево-люционного комитета о том, что Временное правительство больше не существует. В зале заседаний на скамьях и стульях, в проходах, на подоконниках сидели представители рабочих и крестьян — со всей Рос- С И И • • • Джон Рид с товарищами вышел в холодную ночь. Пользуясь светом редких уличных фонарей, Джон Рид прочитал воззвание: «К гражданам России! Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов — Военно-революционного комитета...» На подступах к Зимнему дворцу царила абсолютная тьма... С этого момента предоставим слово самому Джону Риду, который подробно и правдиво описал октябрьские события в своей книге «Десять дней, которые потрясли мир». «...В глубоком мраке мы рассмотрели темную массу, двигающуюся вперед в молчании, нарушаемом только топотом ног и стуком оружия. Без песен и криков прокатились мы под красной аркой. Выйдя на площадь, мы побежали, низко нагибаясь и прижимаясь друг к другу. При ярком свете, падавшем из всех окон Зимнего дворца, я заметил, что передовые двести-триста человек были все красногвардейцы. Мы вскарабкались на баррикады, сложенные из дров, и, прыгнув вниз, разразились восторженными криками: под нашими ногами оказались груды винтовок, брошенных юнкерами. Двери подъездов по обе стороны главных ворот были распахнуты настежь. Увлеченные бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд... Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вы таскивая наружу ковры, гардины, белье... Но, как только начался грабеж, кто-то закричал: «Товарищи! Ничего не трогайте!.. Это народное достояние!» Десятки рук протянулись к расхитителям. Вещи поспешно, кое-как сваливались обратно в ящики, у которых самочинно встали часовые. По коридорам и лестницам были слышны замирающие в отдалении крики: «Революционная дисциплина! Народное достояние!» Отовсюду раздавались крики: «Всех вон!» Самочинный комитет останавливал каждо- 0 го выходящего; все, что не могло быть собственностью обыскиваемого, отбиралось... Стали появляться юнкера кучками по три, по четыре человека. Юнкеров ' обезоружили. «Ну, что, будете еще подымать оружие против народа?»— спрашивали громкие голоса. «Нет!»— отвечали юнкера один за другим. После этого их отпускали на свободу... В дверях появились солдат и красногвардеец, раздвигая толпу и расчищая дорогу, и позади них еще несколько рабочих, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. За ними гуськом шло с полдюжины штатских, то были члены Временного правительства... Позже мы узнали, что на улице народ хотел расправиться с арестованными самосудом и что даже были выстрелы, но солдаты благополучно доставили их в Петропавловскую крепость... Картины, статуи, занавеси и ковры огромных парадных апартаментов были не тронуты. В деловых помещениях, наоборот, все письменные столы и бюро были перерыты. Жилые комнаты тоже были обысканы... Наконец, мы попали в малахитовую комнату с золотой отделкой и парчовыми портьерами, где весь последний день и ночь шло беспрерывное заседание совета министров. Длинный стол, покрытый зеленым сукном, оставался в том же положении, что и перед самым арестом правительства. Листы бумаги были исписаны отрывками планов 18 |
