Костёр 1988-01, страница 8
А потому, может, и теперь еще назад не собрались. Черный кивнул ему, поблагодарил. Потом скользнул синим глазом по нам, на бревне сидевшим. Плохо ты, Олав Хрутссон, одеваешь рабов, сказал он хозяину. Простынут же. Олав тоже на нас поглядел и только в бороду хмыкнул. А ты купи кого-нибудь и одень, как тебе нравится/^Гуннар Сварт. Тебе небось проще будет одеть одного," чем мне девятерых. Но Гуннару Сварту, Черному то есть, рабы, видать, были не нужны. Засмеялся, закашлялся, провел рукой по губам и для чего-то посмотрел на ладонь... Запахнул на груди плащ да и пошел себе прочь. Я еще посмотрел ему в спину и отвернулся. Откуда же я мог знать, что буду помнить его долго... Дольше, чем Олава, и дом и двор наш разорившего... Крепко помню: пуще голода ел нутро страх — а ну купят!.. Глуп был. Того не смыслил, что увез бы меня Олав куда-нибудь за море Варяжское1, и прости-прощаи своя сторона, разве во сне еще тебя повидать!.. Чего боялся? А не того ли, что Олав так и уйдет себе невредимо, о мести моей даже не узнав?.. — Вон того бы, Добрынюшка,— услыхал я голосок.— Вон, с краю сидит... Я как раз с краю сидел. Поднял голову и увидал в десяти шагах парня и девку. Словене оба, словенская речь, не чужая какая. Кто еще такие, откуда на мою голову нанесло?.. Не брат с сестрой, слишком лицами несхожи. И не муж с женой, девка, она девка и есть, с косой и совсем не в женском уборе... Невеста с женихом? Она показывала меня своему Добрыне, и в проглянувшем солнце лучился-блестел на пальце стеклянный перстенек. Он же небось и подарил. — Тощ больно,— сказал Добрыня. Сам-то был парень на загляденье! Такому Олав тощим покажется, не то что я, заморенный. Ростом в сажень и в плечах тоже сажень, руки что сковородки.' Посадит на такую да поднимет еще повыше полатей... Девка не стала, как другие, упрашивать да дуться. Прижалась ласково и принялась на него смотреть. И у меня сердце зашлось, потому — увидал: тает мой добрый молодец прямо на глазах. Все равно как тот снежок, сквозь который у ног уже торчала зеленая травка... А потом наклонился и шепнул ей на ушко, но я-то расслышал, в такое мгновение и не захочешь, а все равно услышишь вдесятеро лучше обычного: — Моим станет зваться, а после нашим назовут, Найденушка. __я . Девка покраснела, толкнула его легонько, счастливая. Он же, Добрыня, пощупал у пояса кожаный ,(кошель и шагнул к Олаву. Указал на меня: ЬДП'Т л 1 w — Полмарки ,— ответил мой Олав и поднял в руке весы. — А недорого,— порадовался Добрыня и развязал кошель.— Что ж так? Ведь не горбатого продаешь? Олав-хозяин положил в чашку граненые гирьки. — Надо мне тебя предупредить — этот мальчишка строптивый и дерзкий. И не зря я его связал. А к чему он пригоден, это ты сам узнаешь лучше меня. — Честно торгуешь,— похвалил Добрыня, и я его возненавидел. Они долго взвешивали серебро, резали пополам плоские серебряные монетки. И Шаев все шептал и шептал мне на ухо, а потом плечу моему стало мокро и горячо. Плакал Шаев, ходивший сам на медведя. И пускай тот кривит глупые губы, кто не сидел никогда на таком вот бревне! А не доводилось бы никому на него сесть!.. ...Вот так я, месяца не прожив в рабстве, обрел уже второго хозяина: Добрыню, ладожского ус-маря.2 2. Городу Ладоге, как люди сказывали, тогда минул уже век. И был он богат и велик на диво: сто домов, а может, и поболее. И каких домов! Купцы строили их себе вдоль Мутной3 реки — длинные да широкие, хоть пляши в них, под теплыми земляными крышами, у клетей с товаром. А отчего бы не строить, когда мало не весь белый свет ездил через эти места! Торг шел постоянно. Приехал — ищи соотчичей да поселяйся и живи себе, пока не надоест. Купцы так и поступали. И кто вез на продажу рабынь — селил их вместе с собой. Невольниц, чтобы были красивы, держать надо в холе, в тепле. Их не выставляют на ветер, не то что рабов-мужчин — вроде Шаева или меня... Люто горевал я по матери и сестре, а тут посмотрел да порадовался, что в небо светлое их проводил, не в неволю. Худо рабу, а рабыне у хозяина злого — хуже не выдумаешь... Я шел за Добрыней к его двору, и руки были свободны, да толку: замерз совсем, еле ноги переставлял. Однако, пока шли, ничего, отогрелся. Дом Добрыни стоял неподалеку от крепости, на ближних выселках. Дом как дом и двор за забором как двор... За забором лаяли две остроухие пушистые собаки. Найдена их окликнула — обрадовались, узнали, завертели хвостами. Добрыня отомкнул калитку, и я встал на дощатые мостки, проложенные к дому. После грязи со снегом они показались мне теплыми. А может, так оно и было на самом деле... Потом я огляделся вокруг и хмуро подумал: сбегу. Кажется, я даже хотел произнести это вслух, но тут Добрыня закрыл калитку и повернулся ко мне: 'VA f. | • • Гг. V Л 1 Полмарки, марка (около 200 г. серебра) верная мера веса и стоимости. кожевник, кожемяка, прежнее название Волхова. |
