Костёр 1988-04, страница 44

деть на ней, даже в сырую погоду, глядя на молодые деревца. Рядом с ним топтались журавль и собачка.

Оля остановила нас перед входом в дом.

— Сейчас в прихожей вы увидите собаку. Она не настоящая, а гипсовая. Я на всякий случай предупреждаю, а то некоторые входят и пугаются. Она очень похожа на живую.

пейзаж у камина

Да, он был совсем как живой, этот большой гипсовый мопс, сидящий на полу в прихожей. Он смотрел дырочками-глазами — как будто высматривал среди нас своего хозяина. На морде у мопса было какое-то растерянное выражение. Восемьдесят лет назад хозяин вышел из дома... и до сих пор не вернулся.

— Этого мопса подарила Антону Павловичу одна ялтинская почитательница,— объяснила Оля.

В кабинете на втором этаже мы увидели другие подарки: белую вазу на камине, в каминном проеме — картину Левитана...

— Здесь, на юге, Антон Павлович скучал по березовым подмосковным рощам, он как-то сказал об этом Левитану. Тот попросил кусок картона и тут же нарисовал пейзаж. Чехов потом говорил, что этот пейзаж у камина греет его больше, чем сам камин.— Оля рассказывала приглушенным голосом, ступала неслышно по дощатому полу. Следуя ее примеру, мы тоже старались не скрипеть половицами и перешли на полушепот — как будто хозяин был дома и мы не должны были его тревожить.

— Иногда сестра или мать видели, как Антон Павлович сидит в кресле с закрытыми глазами, спрашивали: может, ему нездоровится? А он отвечал: «Нет, ничего, голова болит немного...» Болезнь изнуряла Чехова, но он никогда не жаловался. И никто не видел ни разу, чтобы он плакал...

В этом кабинете Чехов написал свой последний рассказ — «Невесту». За этим сто

лом он закончил «Вишневый сад» — свою последнюю драму. Мне вспомнился вдруг один из героев этой драмы — Петя Трофимов, его слова: «Я предчувствую счастье. Вот оно, счастье, вот оно идет, подходит все ближе и ближе, я уже слышу его шаги...»

«тут дорог каждый час»

У Чехова был брат Николай, художник. Он как-то пожаловался Антону Павловичу, что окружающие его не понимают.

Антон Павлович сразу же откликнулся: «Как брат и близкий тебе человек я тебя понимаю и от всей души тебе сочувствую... Ты добр до тряпичности, великодушен, не эгоист, поделяешься последней копейкой, искренен. Недостаток же у тебя только один. Это — твоя крайняя невоспитанность...»

Экскурсия ушла вперед, а я переписывал торопливо в блокнот чеховское письмо — кодекс жизни Антона Павловича Чехова.

«Воспитанные люди уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы. Они прощают и шум, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в их доме посторонних.

Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой и от того, чего не увидишь простым глазом.

Они чистосердечны и боятся лжи, как огня. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет его в глазах говорящего...

Они не уничижают себя с той целью, чтобы вызвать в другом сочувствие. Они не играют на струнах чужих душ, чтобы в ответ им вздыхали и нянчились с ними.

Они не суетны. Истинные таланты всегда сидят в потемках, в толпе, подальше от выставки. Даже Крылов сказал, что пустую бочку слышнее, чем полную. Если они име- • ют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, су

етой. Они горды своим талантом.

Они воспитывают в себе эстетику. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплеванному полу.

Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля. Тут дорог каждый час».

Мне вспомнились отзывы современников о том, что в беседе Чехов был сдержан. Почему? В кодексе Чехова я нашел ответ на этот вопрос. «Воспитанные люди не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают. Из уважения к чужим ушам они чаще молчат».

Просто Антон Павлович был воспитанным человеком.

в дорогу!

Экскурсия закончилась. Маленькая железная калитка скрипнула и выпустила нас — на улицу, в большой мир с множеством дорог. 1 мая 1904 года Чехов распахнул калитку, покинул свою белую дачу — как оказалось, в последний раз. Была весна — тепло; солнечно, лето впереди... и как будто ты совершенно здоров, и как будто вообще не существует никаких болезней и даже смерти!

Мне снова вспомнился «Вишневый сад», Петя Трофимов, больной студент, который в конце пьесы отправляется в путь, радуется предстоящему путешествию, восклицает: «В дорогу!»

«В путь!» — такое решение принимает и Наташа, героиня из последнего чеховского рассказа «Невеста».

Сразу за белой дачей дорога уходит вверх — за город, к соснам, к скалистой вершине Ай-Петри. А если идти в другую сторону, там до самого горизонта — большое море. И кажется, что впереди, сразу за поворотом, тебя ждет что-то неведомое, новое, счастливое. И невольно повторяешь — вслед за чеховскими героями, вслед за самим Чеховым: «В дорогу! Здравствуй, новая жизнь!»