Костёр 1989-01, страница 8

Борька еще наддал гари, прицелившись меж двух «Казанок», поднял мотор и вылетел на заплесок под яром.

Едва лодка ткнулась носом в песок, вдруг обнаружилась жара. От раскаленного яра стекал к воде горячий воздух. В ушах, уставших от трескотни мотора, зазвучали привычные голоса: гудение паутов, плеск волны, набегающей под железное днище, ленивый лай собак наверху, в селе.

Мужик, возившийся с мотором на соседней «Казанке», сел на борт и отер пот со лба рукавом телогрейки.

— Земляк, закурить будет?

Борька протянул пачку. Тот показал замасленные пальцы. Борька перешагнул к нему в лодку, воткнул мужику в губы сигарету и поднес огня. Мужик задымил, блаженно щурясь на солнце, держа на коленях вывернутые кверху блестящие от масла ладони.

Загораешь, ага?

Загораю,— мужик кивнул на мотор.

чуть не разваливается.

Сту

чит, зараза,

Борька достал отвертку, и с полчаса они в четыре руки колдовали над мотором, отмарги-ваясь от паутов, лезущих в глаза.

Наконец Борька разогнулся, держа в руках шестерню со съеденными дочиста зубами.

— Полетел редуктор-то...

— Но,— мужик плюнул с досады.— Погулял те у зятя!

— А где зять-то?

— В Красном. К полдню ждали.

— Часа три гари...

— Но.

— А сам?

— Из Юганска.

Борька присвистнул.

Закурили по новой, сидя напротив на бортах «Казанки». Мужик покосился на Борькин «Вихрь».

— Продай редуктор?

— А я ладошкой погребу, ага?

Мужик в сердцах швырнул в воду злополучную шестерню.

— Ладно, я пока на гребях пойду, а ты шумни вниз, в Красное. Кольке Авдотьину — мол, тесть у Банного загорат. Пускай навстречу идет.

Добро. Рыбу только сдам. Курева оставь.

— А ты горючки отлей. Она те без пользы.

Борька огдал мужику сигареты, заначив одну,

и перелил в бачок его бензин. Покидал рыбу в рюкзак, прочно пропахший рыбьим жиром, и полез вверх по песчаному обрыву. Ему и в голову не пришло, что мужик может забрать его редуктор и смыться. Не бывает такого на реке.

Навстречу рванулся, заплясал на задних лапах перехваченный цепью за горло Дик, черный Ми-халинин кобель. Борька наклонился, будто за

камнем, Дик совсем задохся от лая, заперхал слюной, чуть конуру за собой не поволок. Борька погрозил ему кулаком, поднялся на крыльцо и стукнул в дверь.

В окне колыхнулась занавеска, немного погодя со скрежетом отъехал засов, щелкнул замок, другой. Дверь приотворилась, и Борька шагнул в тем

ный коридор. В нос ударил тяжелый рыбий запах. По всему коридору в три этажа сохли распластанные по хребту и распяленные спичками щуки и чебаки. Тучи зеленых, как бутылочное стекло, мух кружили над рыбой, копошились на желтом, с крупинками бузы рыбьем мясе, перелетали с одной вязанки на другую, будто выбирая, где слаще. Михалина, сама похожа на сушеного чеба-ка — с маленьким, будто костяным носом, полуоткрытым ртом и круглыми сонными глазками, заперла за Борькой дверь.

Принимай товар,— Борька сбросил с плеча

рюкзак.

— Куда прешься! Здесь стой,

Михалина взя

ла рюкзак и ушла в комнату, плотно прикрыв дверь. В комнате над кроватью и столом тоже висели вязанки рыбы, облепленные хлопьями

мух.

Михалина летом скупала рыбу по дешевке, сушила, а зимой запирала дом и ехала за Урал продавать у пивных ларьков. Продавала, говорят, по трояку чебачка и по червонцу щуку. Найти бы, где у ней деньги лежат! Уж Борька не стал бы с такими деньгами в этом мушином царстве сидеть.

6