Костёр 1989-02, страница 24Однажды тысячи врагов осадили крепость Алавнаберд. Ну вот представь себе: кругом крики, дым, гремят стенобитные машины, ржут лошади, со стен сыплются стрелы, льется кипящая смола... Одни хотят жить, другие хотят убивать... Представил? — Я все представил... А дальше, дальше что? — А то, что во время одной из атак главные крепостные ворота не выдержали и рухнули. Враги, разъяренные храбростью защитников крепости, хотели перебить всех до одного. И тогда к врагам вышел седой монах и взмолился оставить в живых столько людей, сколько вместит церковь. Враги покосились на маленькую узкую церквушку и захохотали: «Пусть так и будет!» И вот вереница за вереницей в церквушку входят все новые и новые цепочки пленников, а она не заполняется. Старец превращал их в голубей, и они улетали в свои родные свободные горы. Старый монах спас почти всех, и тут только враги очнулись и растерзали его... С тех пор и обитают в здешних местах голуби, а крепость стала пустынной... - Мы замолчали и стали искать в небе взлетевшего с церквушки голубя. — Грустная легенда,— сказал Саша. — Впрочем,— оговорился я,— похожую легенду могут рассказать тебе и в других крепостях Армении... Ты еще не знаешь, какая страшная и красивая история у этой земли. Разговаривая, мы незаметно подошли к самому краю ущелья. Под нашими ногами была пропасть с отвесными серо-голубыми стенами. Если набраться храбрости, сделать еще один отчаянный и осторожный шаг, убедиться, что земля не рассыпается под ногами, и вытянуть шею, то в глубине покажется горбатая спина каменного моста. Жутко немного, от волнения потеют ладони, но хочется потянуться вперед еще, ну еще чуть-чуть и увидеть самое дно ущелья с речкой. Когда стоишь над ущельем, как-то особенно жалеешь, что у людей крылья бывают только в легендах и мечтах. — И правда, тут очень красиво,— отступив на шаг, тихо, почти шепотом сказал Саша.— Такого я никогда не видел. — Это — моя земля,— сказал я.— Эти горы, небо, крепость, легенда, речка и мост, вон то дальнее дерево — тут все мое. — Ваше, дядя Самвел?— удивился Саша. — Ну, конечно,— сказал я.— Скажем, речка. Она моя: захочу — сяду у берега и буду думать, захочу — не сяду и пройду себе мимо, а захочу — нагнусь и попью воды из горсти. В моей речке самая чистая и холодная вода... — Ага, теперь я, кажется, понял,— неуверенно улыбнулся Саша.— Вы — царь, владетель этой крепости. — Да нет, Саша,— махнул я рукой,— я просто хозяин земли, а цари... Ну как тебе сказать? Цари, они никогда не бывают хорошими хозяевами. — А что такое хозяин земли?— спросил Саша. — Хозяин земли — это ее слуга. — Непонятно,— сказал Саша,— то хозяин, то слуга!.. — Не удивляйся,— объяснил я,— слуга земли и есть ее хозяин. Смотри: вон то дерево мое, и я должен служить ему, не ломать ветки, не рубить его и не давать вырубить другим, чтобы дерево было всегда. Но это не все: я посадил десять деревьев и посажу еще двадцать. Я обязан служить реке, не отравлять, не губить ее и другим не позволять этого. Я должен починить старинный мост и не позволять, чтобы здесь стреляли голубей, крали из крепости камни с орнаментами и надписями. Я — хозяин этой земли, Саша, и поэтому должен заботиться о ней, как слуга... Понимаешь? — Кажется, да. — Раньше я думал', что мое — только мой дом, мои книги и одежда, а теперь я наверняка знаю, что я самый сильный и счастливый человек на свете. Знаешь, какая это силища — стоять на своей земле? Когда рядом с человеком его горы, друзья и деревья, ему ничего, ничего не страшно. И не только эти горы и крепость — мне принадлежит вся моя земля, от края и до края. Все, что происходит на ней, это — мое личное дело. Кому-то далеко-далеко отсюда грустно и обидно, это и моя грусть и обида. Кто-то совершил большое открытие, написал хорошую книгу, это — и мое открытие, моя книга. Я радуюсь каждому новому дому и ребенку, каждому доброму делу на этой земле и страдаю за каждую глупость и каждое без толку вырубленное дерево. Я люблю эту землю. — Зйачит,— как бы сам себе сказал Саша,— каждый может стать хозяином своей земли... Но, наверное, это очень-очень трудно... 4Ш Пора было возвращаться. На потрескавшемся камне у главных крепостных ворот по-прежнему грелась маленькая ящерица с серыми глазами-бусинками. На этот раз она не испугалась нас. Через полтора часа спуска по крутым, иногда просто срывающимся вниз тропам мы вышли на плато. От быстрой ходьбы (спускаясь с гор, невозможно идти медленно) нам стало жарко. Мы устали, проголодались. И тут из-за поворота перед нами вырос небольшой яблоневый сад. Аккуратные, невысокие такие деревья, но зато яблоки на них во-от такой вот величины, огромные яблоки. Один бок золотой, другой красный. — Вот это да!— только и сказал Саша и сглотнул слюну. Мне тоже захотелось такого яблока. Должно быть, они очень сладкие и пахучие, эти чудесные поздние яблоки. Хоть бы сторожа не было там, подумал я и заметил над деревьями старика с мрачноватым, как и полагается сторожу, лицом. — Дядя Самвел! — Саша вдруг остановился и посмотрел 19 |