Костёр 1989-02, страница 7

давятся от смеха... Высокая старуха с орлиным носом, в шали с кистями, опершись одной рукой на подоконник, вполоборота горделиво смотрит то ли на улицу, то ли на свое отражение в окне... Молодая мамаша разговаривает по телефону, смеется-закатывается, держа малыша под мышкой, как зонтик... Тепло было там, за окнами.

От клуба разносилась на весь район дерганая, трескучая музыка. Из дверей выскакивали на улицу распаренные, с прилипшими ко лбу волосами парни и девчонки чуть старше Борьки, торопливо курили и ныряли обратно, как в парную.

Борька глянул в окно дискотеки — и застыл, разинув рот. Внутри, в густом мареве пестрых мигалок, чудные парни с крашенными в два цвета волосьями, в разных ботинках и клоунских штанах прыгали, ломаясь во всех суставах разом, падали на пол, катались и дрыгали ногами, как припадочные.

Кто-то сильно хлопнул Борьку по плечу. Он обернулся — рядом стояли пятеро коротко стриженных ребят в глухих кожаных куртках с цепочками, в собачьих ошейниках t металлическими бляхами.

Закурить есть?— утвердительно сказал один.

Борька автоматически сунул руку в карман.

— Кончились.

— Вот прямо сейчас и кончились?

— Не отвлекайся, Джон,— сказал другой. Он улыбнулся и потрепал Борьку по шее.— Его любить надо. Это ж рабочая лошадка. Он тебя всю жизнь кормить будет...

Мрачные кожаные парни скрылись в дверях дискотеки.

Борька направился дальше, размышляя, почему это он должен всю жизнь кормить стриженого парня. Ближе к реке пошли частные дома, огороженные высоким штакетником. Одинокий фонарь тускло светил над перекрестком. Борька повернул за угол — и нос к носу столкнулся с белобрысой «капитаншей». Девчонка была в форменке, в берете с «крабом». Она вздохнула, быстро оглянулась — обе улицы были безнадежно пусты,— отступила к забору и замерла, сжав у бедер маленькие кулачки, с отчаянной решимостью вскинув острый подбородок.

Борька стоял перед ней, сунув руки в карманы, молчал и улыбался.

— Ну, чего?— воинственно спросила «капитан-ша».

— Ничо...

Девчонка постояла еще, потом осторожно, не спуская с Борьки глаз, повернулась и пошла в свою сторону. Борька двинулся следом.

Белобрысая медленно шагала вдоль забора, задевая плечом штакетины, напряженно выпрямившись, краем глаза, всем телом сторожа каждое * Борькино движение. Борька вынул руку стереть с лица противную морось — девчонка тотчас прижалась спиной к забору, настороженно глядя на него.

— Чего надо?

Борька пожал плечами.

Они дошли до конца улицы. Здесь девчонка внезапно метнулась в калитку, задвинула щеколду.

— Ну и дурак!— крикнула она, показала Борьке язык и вприпрыжку побежала к дому. В далеком окне видно было, как она размахивает руками, рассказывая о приключении.

Борька поднял острый камешек, нацарапал на почтовом ящике: «САМА ДУРА!» и побрел к затону.

Юра колдовал над столом в кубрике, паял что-то, разгоняя вкусный канифольный дымок. Светились рубиновым цветом лампы приемника.

— Быстро обернулся... Чо, опять про лодку?

Борька кивнул.

— Ну, осень еще на реке прокантуешься. А зимой-то?— Юра беспомощно развел руками.— Все равно с ними жить... Загрызут они тебя.

— Ладно... Чего загодя-то...

Юра снова взялся за паяльник.

— А лодку жаль,, ага. Счастливая лодка... Помню, в позатом году с отцом твоим...— он подцепил пинцетом проводок.— На Тромъегане... от четырех колчаков ушли... Да!— поднял он голову.— За тобой прямо Демидов был, из Аганска, говорит — отряд на Тромъегане. Москвичи. Может, твои?

— На Тромъегане?— подскочил Борька.— За второй протокой?

— Но. Опоры ставят.

— Так что ж ты молчишь? Они! В том году просеку рубили, теперь опоры. Неужели ж не они?— Борька засуетился, кинулся собираться.

— Пойдешь?

— А то нет! Они ж там небось стонут без меня,— Борька счастливо засмеялся.— Привыкли к рыбке-то!.. Ах ты, бак сухой,— вспомнил он.— Подвел меня землячок... Ладно, попозжей займу горючки, и сразу туда. От человек, сидит-молчит. А они уж там...— все не мог успокоиться Борька.

Он вытащил лодку на заплесок под нефтебазой, взял канистры, пошел, пригибаясь под высоким берегом. Выглянул наверх, прислушался, пролез под решеткой. Подкрался к балку, приложил ухо к стене, потом заглянул в грязное оконце: сторож лежал ничком на кровати, у окна на столе стояла початая бутылка.

Борька двинулся дальше. Насколько хватало глаз, уходили к горизонту ровные ряды резервуаров на безжизненной, отливающей маслянистым блеском земле. Раскорячившись, застыл над ними кран. В сером предутреннем свете безмолвный этот пейзаж казался космическим.

Борька мазнул пальцем по свежему подтеку, понюхал — солярка или бензин?— постучал в стальной бок резервуара, определяя, докуда полон, вскарабкался наверх, опустил в горловину трубку и направил струйку бензина в канистру. Почудилось что-то — пережал шланг и замер, чутко слушая тишину...

Сгибаясь под тяжестью, отнес канистры в лодку. Вернулся, подпер дверь балка поленом. Показалось мало. Упираясь плечом, передвинул под окно глубокое корыто с мутной закисшей водой. Помолчал, перебарывая смех, вдохнул побольше и заорал не своим голосом:

— Пожар! Пожар! Гори-и-им!!!— и дунул к изгороди.

5