Костёр 1989-10, страница 11

хотя и стояла на-

U

Дома была только бабушка. Она варила на кухне варенье.

— А где дед?

— Собак кормит...

— Ой! Я пойду к нему. Ладно?

Не отрывая глаз от кастрюльки с вареньем, бабушка отрицательно покачала головой.

— Нельзя туда сейчас... — сказала она. — Надо было вместе идти.

— Ну почему-у?!

— Потому... — Бабушка стороже над кастрюлькой, в которой варилось варенье, но все-таки пропустила нужный момент — варенье сбежало, и приторно-липкий запах подгорелого сахара пополз по кухне.

— А сиди ты на месте! — заругалась бабушка, торопливо выключая огонь.

Вот так. Сама просмотрела варенье, а ругается на Аленку. Аленка шмыгнула носом и ушла в комнату. Села на диван и пожалела, что ушла из кухни. Потому что обижаться одной, когда тебя все равно никто не видит, скучно. Но и возвращаться на кухню было нельзя. С какой стати? Бабушка подумает тогда, что она уже не обижается. Нет...

Аленка вздохнула и, взяв с комода альбом, раскрыла его. Вначале — Аленка листала альбом с конца — попадались на фотографиях знакомые лица. Мать, отец, дед в своей черной повязке на глазах, бабушка... Потом знакомые лица исчезли, но одну фотографию Аленка узнала. На фотографии была девочка, что стояла сейчас в бронзовом платьице возле автостанции...

Как раз в это время хлопнула дверь, и кто-то вошел на кухню.

— Ну чего там? —

спросила бабушка. — Нала

дил все?

— Наладил... — раздался в ответ голос отца. — Только замучился совсем, пока с батей воевал. Все ему, понимаешь, надо проверить. Два раза чуть с крыши не сверзился. Вот ведь характер, а?

— А ты отца не знаешь? Боится он, Федя...

— Ну, да... Как же... Будет он бояться. По крыше, как по улице, ходит.

— Да нет... Другого он, Федя, боится. Беспомощности своей. Я же... — Бабушка всхлипнула. — Я же вижу, что тяжело ему, а помочь боюсь. Еще хуже будет, если догадается, что помогаешь ему. Я и про крышу-то боялась сказать, знала ведь, что он туда сразу, шальной, полезет... Надо было потихоньку отремонтировать, когда на работу уйдет.

— Ну, извини, мать... —

проговорил отец. — Не сообразил сразу. У меня сейчас такая закрутка в жизни, что все позабудешь.

Слышно было, как прошел он по кухне. Брякнул о ведро ковшик.

— Разводитесь, значит, с Ириной? — Голос бабушки прозвучал как чужой, и Аленка не сразу сообразила, что это говорит она.

— С чего ты взяла, маманя?! — возмутился

Разводимся...

— Это вы, де-

А что?

зло сказал отец.

И дальше вме-

отец, но тут же его голос сник. — — Ну-ну... — сказала бабушка, тушки, хорошо придумали. Складно...

сте жить?! И дальше нервы трепать?!

— Ш-ш-ш... — сказала бабушка. — Иван Ефимович идет. Ты при нем-то хоть не скажи этого, Федя...

Аленка слышала, как вошел на кухню дед. Загремел умывальник, зажурчала вода. Наверное, дед мыл руки. Аленка вздохнула и отложила альбом.

На кухне было тихо. Потом дверь скрипнула, и в комнату вошел дед. В дверях остановился, нашарил выключатель на стенке и включил не нужный пока свет. Потом медленно пошел к дивану. Шел он прямо на Аленку, и той стало страшно.

— Ой! — испуганно воскликнула она.

Дед остановился.

— Кто это здесь? Алена?

— Ага... — Аленка уже оправилась от испуга и даже покраснела, что так испугалась. — Дедушка, а зачем ты свет включил?

— А что, еще светло?

— Светло... — сказала Аленка и еще сильнее