Костёр 1990-06, страница 27

маленьким. И все же помню, что по телевизору тогда показывали очень хорошие фильмы, спектакли, и даже «Кабачок 13 стульев», хоть там и пели чужими голосами, производил хорошее впечатление. Хорошо помню, что тогда по телевизору любили много и радостно улыбаться. Эта привычка осталась у телевидения до сих пор.

Читатель должен извинить меня, что я отвлекся — уж очень хочется снова стать маленьким и до обалдения смотреть таблицы.

...Вся штука была в том, что кое-какие передачи шли прямо в эфир. Ну, то есть артисты сидели, разговаривали или смеялись, пели, танцевали,— а их прямо из студии транслировали на всю страну.

Однажды днем я включил телевизор и увидел двух довольно известных артистов, вот только не помню — каких. То ли это была передача об актерском мастерстве, то ли о культуре общения. В общем, помню только, что это была довольно скучная и неинтересная передача. Я сидел и занимался каким-то своим делом, по-моему, намазывал черный хлеб горчицей. Очень я любил в то время бутерброды с горчицей.

И вдруг один артист, предположим, Евстигнеев, сказал другому:

— Ну давайте попробуем, как это может быть в жизни.

— Давайте,— сказал другой, предположим, Папанов.

Они оба встали с кресел и ушли куда-то прочь. Через некоторое время камера неохотно повернулась в их сторону. И я опять увидел этих предпо-ложим-Евстигнеева и предположим-Папанова.

— Ну, значит, так,— сказал Евстигнеев,— я вам расскажу какой-нибудь случай из моей жизни, так сказать, анекдот. А вы со мной, ну что ли, поспорите.

— Давайте,— с воодушевлением согласился Папанов.

— Значит, так,— задумался Евстигнеев,— прошлым летом я на Клязьме вытащил сома.

— Кого? — изумился Папанов.

— Сома,— сказал Евстигнеев,—а чему, собственно, вы так удивляетесь?

Возникла небольшая пауза.

— Да я тыщу раз был на Клязьме! — захохотал Папанов.— Нет там никаких сомов!

Ну, знаете,— сухо оборвал его Евстигнеев,—

это не разговор. И вообще — так у нас ничего не получится. Мы с вами в эфире, между прочим.

Папанов нервно обернулся в мою сторону.

— Ну, хорошо,— сказал он громким шепотом,— давайте начнем сначала. Только вы это... не увлекайтесь. На Клязьме нет и нико. ча не было сомов.

Евстигнеев замолчал. Он смотрел в 1ИЦ0 Папанова каким-то неподвижным, тяжелым взглядом.

— Там есть сомы! — отчетливо выговаривая каждый звук, сказал он.— И я сам, вот этими руками,— он выставил вперед свои длинные руки,— одного поймал.

— Может, вы его не поймали, а ловили? — ехидно спросил Папанов.

— Нет, я его поймал! — нервно заорал Евстигнеев и убрал руки.

— Ну, тогда извините,— сухо сказал Папанов и ушел из кадра.

— Ну, тогда и вы извините,— сказал Евстигнеев и сел на стул.

Теперь они сидели спиной друг к другу и молчали.

— Но послушайте! — вдруг снова возмутился Папанов.

— Не хочу,— отмахнулся от него Евстигнеев, не поворачивая головы.

...И экран вдруг погас.

Я не поверил своим глазам, щелкнул туда-сюда выключателем и постучал для верности сверху.

Было по-прежнему темно.

Через некоторое время на экране появился чрезвычайно спокойный диктор и сообщил, что передача прервана по техническим причинам.

Появились мои любимые таблицы. Но я с раздражением выключил их.

То, что я увидел', потрясло меня. На моих глазах произошло чудовищное и вопиющее происшествие — актеры сорвали передачу!

Вечером я рассказал маме то, что видел по телевизору.

— Да это они нарочно! — рассмеялась мама.

— А почему тогда их выключили? — закричал я в необычайном волнении.— Ведь их же выключили! Раз, и нет никого, понимаешь?

— А может, тебе приснилось? — ласково спросила мама.— Такого быть не может. У них там,— она кивнула на телевизор,— все знаешь, как налажено? Отлично!

Не веря себе, я подошел к телевизору и погладил экран. Мне было очень обидно. Но мама была несомненно права. Не бывает такого. Уж где-где, а на экране жизнь текла удивительно ровно. Абсолютно спокойно.

Ведь телевизор —это машина.

— Как фамилии-то актеров? — спросила мама

с надеждой. У меня защипало в глазах. Ничего я не помнил. Я только знал, что такое не может присниться. Но, может, и вправду они нарочно? В шутку? Чтобы скучно не было?

...Но тогда... почему их выключили?

Ведь если бы их не выключили, я бы все узнал до конца. Я бы понял, шутят они или говорят серьезно. Но их выключили. И я уже не смогу ничего узнать. И даже объяснить ничего не смогу.

Вот так.

И только теперь я понял, что же меня так поразило в той прерванной передаче. Поразило то, что жизнь, оказывается, можно остановить. По техническим причинам.

...Я продолжал много смотреть телевизор. Скоро программы стали записывать заранее. Никаких накладок больше не было.

И я так и не узнал: что это была за передача, какие артисты, понарошку или всерьез они поругались и удалось ли им помириться.

А главное — я не узнал, кто был прав. Водятся или нет в реке Клязьме сомы.

Телевидение лишило меня этой возможности.