Костёр 1990-06, страница 28

Есть у Твардовского стихотворение «Поездка в Загорье», написанное в 30-е годы. Автор, известный уже поэт, приезжает в свой родной хутор под Смоленском. Здесь, в большой

крестьянской семье, он родился и вырос, здесь живут его одногодки, да и многие старики еще живы. Но пуст отчий дом. И отец с матерью, и братья, и младшая сестренка «раскулачены», сосланы на Север. Время «сплошной коллективизации». Нет, нерадостной выдалась эта поездка, хотя и тепло встретили поэта земляки. По обычаю, встреча не обошлась без старинных песен:

Пели женщины вместе, И Петровна — одна. И была ее песня — Старина-старина. И она ее пела, Край платка теребя, Словно чье-то хотела Горе взять на себя.

Последние две строки многое объясняют в поэзии Твардовского. Поэт эпического дарования, он стремился изобразить и осмыслить главные события в жизни страны, свидетелем которых был. Его поэмы — «Страна Муравия», «Василий Теркин», «Дом у дороги», «За далью — даль», «По праву памяти» — настоящий учебник истории' нашего государства. Истории, в которой, помимо побед и свершений, было немало людского страдания и горя.

Внешне его творческая биография вполне благополучна. Рано пришла к нему слава —

Александр Трифонович

ТВАРДОВСКИЙ (1910—1971)

не официальная, а подлинно народная. Его труд не раз отмечался государственными премиями и правительственными наградами. Возглавляемый им «Новый мир» стал самым авторитетным и читаемым в стране журналом. Но те, кто близко знал Александра Трифоновича, видели, как тяжело переживает он царившие в стране бесправие и беззаконие. Никогда не угасало в нем чувство ответственности «за все на свете»,

стремление любое «горе взять на себя».

Таковы и герои поэзии Твардовского, простые русские люди. И старая Петровна, и крестьянин Никита Моргунок из «Страны Муравии», и рядовой боец Василий Теркин. Даже в стихах о Гагарине поэту важно заметить: «Родился он в простой крестьянской хате». Поэтому и- язык его поэзии предельно прост. Здесь Твардовский сумел достичь удивительной, небывалой до него естественности.

Пусть читатель вероятный Скажет с книжкою в руке: — Вот стихи, а все понятно, Все на русском языке.

Он считал, что надо писать так, чтобы тебя понимали и академик, и доярка. О народном признании его поэзии мы знаем — сотни, тысячи писем со словами любви и благодарности получал он от хлеборобов и строителей, солдат и рабочих. А вот и оценка академика:

«...Я (читатель придирчивый, т ребо в ател ь н ы й) со ве р ш е н н о восхищен его талантом — это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный

народный, солдатский язык — ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова!»

Это — Иван Алексеевич Бунин о «Василии Теркине».

Слова эти не устарели и сегодня.