Костёр 1990-11, страница 16

@ ттт штттщтт

Арча. Короткое, странное слово. Когда-то оно для меня не значило ничего — или почти

ничего.

Сейчас это слово говорит мне о многом. 8 нем -— прохладная тень, пахнущая смолой, островок свежести в пекле азиатского дня. В нем — мягкость веток с хвоинками-чешуйками, к которым так приятно прислониться. В нем — голубоватое пламя сухих сучьев, несущее искры к небу, усеянному огромными звездами.

Когда-то, в самом начале моих азиатских дорог, мне посчастливилось побывать в Заа-минском заповеднике, что находится на Туркестанском хребте, к зостоку от Самарканда.

Там я впервые увидел, как велика роль арчи, как бережет и хранит она почву и воду, какие великолепные пастбища WO-гут существовать под ее защитой.

Однажды меня позвал с собой в Среднюю Азию мой друг, изучающий арчу и ее вредителей.

Путь был нелегким. Лето было дождливое, бушевали сели — потоки жидкой грязи, несущиеся по ущельям. Но мы все-таки прорвались к Хорогу, столице Памира, а еще через сорок километров выехали к знаменитому курорту Гарм-Чашма, что значит Горячий источник.

Понежившись в горячей воде, мы сидели и отдыхали у реки, ревущей и шумящей, как тысяча паяльных ламп. Я рассказывал о том, как несколько лет назад ходил зверх по этой реке.

— Что же там растет? — поинтересовался друг.

— Ива, жимолость, шиповник, памирская береза.

— А арча?

— Арчи не вкдег.

— Интересно...— протянул он и, достав бинокль, с ал рассматривать горы. Та,л все было, как всюду. Желтовато -с*рые, кое-где чуть зеленеющие чахлой травой откосы, зелзная

14

Арча на склоне Копетдага — обрубленная, изуродоврнная, но еще живая.

ниточка арыка, бегущая к далекому полю, а выше, за скалистым гребнем,— синее, как па-мирский лазурит, небо.

— Посмотри-ка. Вон там, над осыпями.

Я посмотрел, и волшебная сила линз открыла передо мной темно-зеленые пятнышки, как будто кустики на склонах.

— Арча?

— Она, родимая.

Тем временем к нам подошел старик в широких полотняных штанах и рубахе, в калошах на босу ногу — самая удобная обувь на каменистых тропах. Присел рядом, узнал — кто и откуда?

— Скажи, отец, здесь всегда арча так высоко росла?

— Да нет, когда я молодой был, совсем близко была, вот тут — он указал чуть повыше источника.— Людей было мало. Стало больше людей, всем арча нужна — дом строить, печь топить — другого такого хорошего дерева нет. Вот и ушла арча наверх...

Прошла неделя, и крутые горные дороги завели нас на самый юг Памира. Здесь, на обрывах над кишлаком Ямчин, мы увидели бастионы древней крепости, и сейчас еще выглядящие грозными и неприступными. Крепости этой было почти две тысячи лет, ее построили во времена кушанского царства, и вместе с цепочкой других крепостей, протянувшихся вдоль Пянджа, она стерегла великий шелковый, он же лазуритовый путь — на восток, в Китай, и на запад, в Рим и Византию.

Сейчас крепость пуста. Мы лазаем по стенам, заглядываем в бойницы, вспугивая ящериц.

— Смотри, ведь стены надстроены не так давно,— замечает мой друг.

Действительно, бреши в частично обвалившейся древней кладке укреплены глиной и кое-как вложенными камнями. Наверно, это сделали сотню лет назад жители ближайших кишлаков, когда на Памир раз за разом нападали воинственные афганские племена.

Мой друг лазает по стенам, внимательно приглядываясь к ' поверхности глиняных заплат.

— Смотри! Это же следы шишкоягод!

Действительно, то и дело в глине видны идеально круглые, немного меньше сантиметра шириной, углубления, сделанный как будто шариком от подшипника. А вот выглядывает из глины и сама шишкоягода, плод арчи, небольшой темный шарик, истлевший, рассыпающийся от прикосновения.

— Что из этого следует? — рассуждает мой друг.— Во-первых, эти ремонтеры для прочности замешивали глину с ветками арчи. А во-вторых — где они брали эти ветки? До ближайшей арчи добрая сотня километров!

Вывод ясен. Столетие назад в этих горах еще росли арчевые деревья. Их вырубили на топливо и другие хозяйственные нужды.