Костёр 1990-11, страница 28

ушедшего мальчика оставляли пустое место, наполняли рог и тоже оставляли нетронутым. В темноте долго еще раздавался женский плач по мертвым.

К утру пение и причитания прекратились, в селении воцарилась необыкновенная тишина, в воздухе повисло ожидание. К вечеру племя собралось на плоской площадке у озера. Мужчины стояли кучками, каждый клан отдельно: отдельно Лососи, отдельно Волки, отдельно Тюлени...

И вот сквозь кайму заката проглянуло бледное кривое перышко новой луны. Раздался не боевой резкий клич, а высокий, чистый звук — под стать бледному перышку, висевшему высоко в вечернем небе.

И, заслышав этот призыв, толпа распалась, и мужчины двинулись в ту сторону, откуда прозвучал рог; длинная неровная цепочка воинов шла спокойно и уверенно, оставив укрепленное селение на женщин, стариков и детей. Марк тоже пошел за ними, ни на шаг не отходя от Лиатана, как ему было велено; ему стало вдруг радостно сознавать, что среди этой чужой толпы он не один — Эска идет рядом, плечо к плечу.

Они взобрались на седловину горы и спустились по крутому склону с южной стороны. Долина лежала у их ног, уже заполненная тенью, хотя в небе над ней все еще плескался свет, вырывающийся откуда-то снизу, куда спряталось солнце. Марк и прежде встречал длинные курганы древнего народа, но ни один не производил на него такого впечатления, как этот, стоящий в истоках уединенной долины посредине между

золотом заката и серебром народившегося месяца.

— Это Дом Жизни! — шепнул Лиатан ему на ухо.— Жизни племени.

Многоцветная толпа повернула к северу, цепочка заструилась по долине к Дому Жизни. Большой курган вырастал на глазах, и наконец Марк оказался среди «тюленей» под сенью одного из громадных камней. В отвесной стене кургана, заросшей кустарником, Марк увидел вход. Подпорки и перемычки были из гранита, пострадавшего от времени. Вход в совсем другой мир, подумал Марк, и холодок пробежал у него по спине. А что, если пропавший орел испанского легиона там, за этой дверью? Где-то в темной сердцевине кургана, этого Дома Жизни?

Послышалось шипенье, вспыхнуло пламя, кто-то зажег факел от горшочка с огнем, принесенного с собой. Огонь, словно живой, перебегал от факела к факелу, несколько молодых воинов отделились от молчаливо ожидавшей толпы и выступили вперед, на пустое пространство, окаймленное вертикальными камнями.

Искры, кружась, полетели вверх, и темная верхушка кургана, увенчанная терновником, словно погрузилась в темноту. Высоко среди терновника мелькнула человеческая фигура, и опять раздался чистый и высокий голос рога. И еще не замерло эхо среди холмов, как тюленья шкура откинулась, бронзовые украшения зазвякали, как цимбалы, и из-под низкой притолоки, пригнувшись, вышел человек. Он был весь обнажен, если не считать тюленьей шкуры, наде