Костёр 1990-11, страница 29

той тюленьей головой ему на голову. Клан «тюленей» встретил его взрывом ритмических возгласов, которые волнами то усиливались, то замирали и опять усиливались, отчего кровь приливала к сердцу. Из темноты кургана выпрыгнула еще одна фигура — в натянутой на голову шкуре волка с оскаленной пастью. Один за другим появлялись обнаженные люди-звери, тела их были причудливо разрисованы синим и красным, на головах были уборы из звериных шкур или птичьих перьев, один был с лебедиными крыльями, другой — в шкуре бобра, с хвостом, болтающимся сзади, еще кто-то — в полосатой барсучьей шкуре с белыми и черными полосами, сверкавшими в свете факелов. Они прыгали, подскакивали, извивались, они не просто играли роль животных, но каким-то необъяснимым образом превращались в тех зверей, в чьи шкуры были одеты.

Так они возникали друг за другом, пока жрецы всех кланов не составили наконец хоровод, и тогда начался странный, замысловатый танец, если можно было это назвать танцем. Марк никогда не видел ничего подобного, да и не хотел бы больше видеть: они вытягивались в цепочку, собирались кружком, подскакивали на месте, шкуры раскачивались у них за спиной. Музыки не' было, да и любая музыка, будь она какой угодно дикой и нестройной, ничего общего не могла иметь с этим танцем. Откуда-то все время слышался мерный бой, словно биение пульса. Пульс бился все быстрей, быстрей, как у больного лихорадкой, все быстрее вертелись танцующие, наконец с диким воплем круг разорвался — и глазам всех предстал тот, кто, очевидно, вышел из двери кургана незамеченным и оказался в середине круга.

Горло у Марка сжало, когда он увидел фигуру вышедшего человека: он стоял один, в ярком красном зареве факелов, словно светясь собственным зловещим светом. Видение кошмарного сна, одновременно прекрасное и совершенное в своей наготе, увенчанное горделивыми развесистыми оленьими рогами, на полированных остриях которых плясали блики пламени. Он был всего лишь человек с рогами оленя, вделанными в головной убор так, что рога словно росли прямо из головы,— и ничего больше. Однако и это было еще не все, и Марк скоро в этом убедился. Толпа встретила Рогатого глухим гулом, гул разрастался, становился громче и выше, еще и еще, и под конец превратился в волчий вой стаи, воющей на луну. А человек стоял, воздев руки кверху, и от него исходила какая-то темная сила. «Рогатый! Рогатый!» Они клонились перед ним ниц, как клонится ячмень под взмахами серпа. Марк тоже с трудом опустился на колени, сам того не сознавая. Рядом с ним Эска припал к земле, заслоняя глаза согнутой рукой.

Когда все поднялись на ноги, верховный жрец уже отступил назад и встал в дверном проеме, опустив руки. Он разразился неудержимо льющейся речью, и Марк уловил, что тот говорит племени про их сынорей, которые умерли мальчиками, но сейчас вернулись к жизни воинами. Он ликующе возвысил голос, речь мало-помалу перешла в какую-то дикую песнь, и к ней присоединилось все племя.

24

Когда ликующая песнь достигла наивысшей точки, верховный жрец обернулся к кургану и крикнул, а потом отошел в сторону. И тогда опять кто-то, пригнув голову, вышел из темноты на свет. Это был рыжеволосый мальчик в клетчатой юбке, при виде которого племя испустило приветственный крик. За ним появился другой, третий, еще и еще, и при виде каждого следующего раздавался крик, который взлетал вверх и разбивался на отголоски о вертикальные камни. Под конец на большой площадке перед курганом выстроилось более пятидесяти Новых Копий. Ближайший к Марку мальчик все время облизывал пересохшие губы. Марк видел, как быстро вздымается его грудь,— так бывает от быстрого бега... или от страха. Что же происходило с ними там, в темноте, подумал Марк, и он вспомнил собственное посвящение и вкус бычьей крови на губах в затемненной пещере Митры.

Вслед за последним мальчиком вышел послед-

— в головном уборе из сверкающих

нии жрец — перьев золотого орла. Толпа издала протяжный рев. Но Марк больше ничего не слышал, ему показалось, что вокруг внезапно наступила тишина. Этот последний жрец нес в руках нечто, бывшее когда-то римским орлом.

15. Вылазка во мрак

Он пропустил весь долгий ритуал передачи оружия, и только когда орла унесли обратно в темноту, Марк пришел в себя: он двигался в триумфальной процессии. На последнем спуске их встретил запах жарящегося мяса. Земляные очаги были открыты, костры пылали на поле под крепостным валом, а навстречу своим мужчинам бежали, сцепив руки, женщины, чтобы отвести их домой.

...Марк сидел у костра вождя между Эской и Лиатаном. «Неужели они будут сидеть вот так всю ночь, есть, пить и кричать?» — думалось ему. Если так, то он сойдет с ума. Ему хотелось тишины, хотелось подумать; ликующий рев бился у него в мозгу, выколачивая мысли.

Пир кончился неожиданно. Мужчины и женщины раздвинулись в стороны, к кострам сбежались дети и собаки, снова вспыхнули факелы, бросая зловещий свет на пустую площадку. Марк, оказавшийся рядом с дедом вождя, спросил шепотом:

— А что дальше?

— Дальше пляска,— ответил тот, не поворачивая головы.— Смотри!

В освещенный круг выскочила группа юных воинов, и они затопали и завертелись в быстром ритме боевой пляски. И хотя она была чудной и варварской, все-таки, в понимании Марка, это был

танец. Танец следовал за танцем, переходя один в другой, сливаясь так незаметно, что трудно было различить.

Не плясали лишь женщины. Праздник Новых Копий касался только мужчин.

Луна давно зашла, но зловещий свет костров и факелов падал на эту буйную картину, на извивающиеся тела и мелькающее в воздухе оружие, и вот два ряда воинов выступили на истоптанный