Пионер 1990-10, страница 12

Пасть зверя была полуоткрыта. Велели зубы; вместо одного чернела дырка; и тогда Роман понял, что перед ним действительно тот самый волк, с которым он уже встречался во сне.

Весь он был серебряным, только на левом боку, как горсть мороженой клюквы, запеклась кровь.

Роман присел на корточки, потрогал сломанный клык Волка, лег рядом и заглянул в глаза... Глаза были чуть раскосые, как у татарина Тавиза, и желтые.

И такое мудрое спокойствие и понимание были в этих глазах!

Роман обрадовался и воскликнул:

— Ты совсем живой!

И с чувством, обеими руками пожал протянутую лапу зверя:

— Здравствуй, Серебряный Волк!

Лапа была твердая и тяжелая. Тут Роман засомневался, ту ли лапу он пожал.

Надо правую, а он какую?

И Роман сказал Волку:

— Погоди. Я сейчас вспомню, какая рука левая, а какая правая. И пожму тебе правую руку.

Но отец снял его с платформы и наказал:

— Роман, беги к матери. Скажи, что я приехал. Пусть она закрывает магазин, идет домой и покормит с морозу горячим.

Роман кинулся бежать к магазину. Бежал он долго-предолго. В одиночку всегда дольше бежит-ся, чем за компанию; и человек устал.

В магазине по-прежнему стояла очередь.

Роман пробрался за прилавок, отдышался и сказал матери:

— Папка Серебряного Волка привез!

— Убил! — загудела-задвигалась очередь.— Ухлопал разбойника!

— Привез,— упрямо повторил Роман.

— Раз привез — значит убил,— гудела очередь.

Мать вешала сахар. Глаза ее были сосредоточенными, а уголки губ улыбались. Не прекращая работы, она спросила:

— А что отец просил передать?

— Что он просил передать?..— задумался Роман.

— Не помнишь?— спросила мать.

— Вспомнил! — обрадовался Роман.— Он просил, чтобы ты магазин закрывала и шла его кормить.

— Как я магазин-то закрою?— удивилась мать.— У меня еще время не вышло. Вон сколько народу ждет.

— Отец-то есть хочет,— напомнил Роман.

— Ступай скажи отцу, что уходить с работы я не имею права,— сказала мать.— А ужин пусть сам разогреет. Это недолго.

Романа разморило в тепле. Он посидел около печки, улыбаясь воспоминаниям о беседе с Серебряным Волком и близкой встрече с ним; подремывая, досидел до закрытия магазина и вместе с матерью пошел домой.

Трактора у дома не было, а в окнах не горел свет.

Мать разогрела ужин, а отца все не было. Он вернулся поздно, сердитый, неразговорчивый; но, когда похлебал горячего, заулыбался.

И рассказал, что ездил в соседнее село отвез добычу Мастеру, чтобы тот сиял с Волка шкуру и хорошенько выделал бы ее. На волчьем меху можно и спать, и пальто им подбить, и на стену его повесить.

Только легли спать, как всех разбудил стук в дверь. Это среди ночи пришел сосед Сазонов

просить у матери в долг бутылку водки. Мать сказала, что водки в доме не держит, не положено.

А отец прогнал незваного гостя:

Иди, чтобы ноги твоей здесь не было!

— Ой, как круто ставишь вопрос! — пробормотал Сазонов и исчез.

Охота пуще неволи,— говорил отец, укладываясь спать. Роман тихонько попросил его:

— Папа, расскажи про охоту!

Отец не ответил — он спал.

Роман вздохнул и стал разговаривать сам с собой:

«Отец обиделся на меня за то, что я долго ходил в магазин.

А кто ей разрешит закрыть магазин, если время не кончилось?

Я сразу не сказал ему — задремал у магазинной печки.

Папа, ты уж прости меня.

Ладно?»

Мало-помалу Роман заснул. Ближе к утру среди обрывков сновидений он отчетливо увидел Серебряного Волка.

Волк курил трубку. Из нее валил дым, а в самой трубке горел красный круглый жар!

— Ты же обещал бросить курить! — возмутился Роман.

— Разве я курю?— удивился Волк и развел передние лапы в стороны.

— А это что такое? Дыму-то сколько поразве-сил! Дышать нечем.

— Это не дым, сказал Волк.— Это туман с болот. Это не жар в трубке, а Луна.

И действительно, Роман увидел белый туман и даже вдохнул его сырой осочный запах. А над туманом, над зеркальцами болот, разгоралась, сыпала искрами огромная красная Луна. Волка нигде не было.

— Где ты, Серебряный Волк? крикнул Роман и не услышал ответа.

Весной отец привез из соседнего села куртку на волчьем меху, большую, пахнущую Волком, косматую изнутри.

— А померить можно?— спросила мать.

— Мерь,— разрешил отец.— И носи сколько душе угодно.

Мать надела куртку, прошлась по горнице походкой манекенщицы, посмотрела на себя в зеркало и так, и эдак и заключила:

— В этой куртке надо нараспашку ходить, чтобы все волчий мех видели!

— Ходи нараспашку,— разрешил отец.— А лучше всего носи ее шиворот-навыворот.

— Делать мне, что ли, нечего?— рассмеялась мать и ушла на работу.

Дали куртку подержать и Роману. Она оказалась тяжелая. Будто железо в подкладку зашито. А это не железо, а волчий мех.

Черный, белый, серый, рыжий, а если прищуриться и собрать все цвета вместе — то серебряный, а на ощупь— жесткий и очень теплый.

Роман вспомнил Серебряного Волка, с которым он разговаривал на тракторе, и вдруг понял, что великана этого больше нет и никогда не будет, а есть только малая часть его — подбой отцовской куртки.

Мальчик разрыдался, выбежал из дому и побежал в лес куда глаза глядят. В лесу он брел среди остатков снега и лазурных подснежников, пока его не нагнал отец и не взял на руки.

Чего ты меня на руки-то взял? — спросил Роман.— Я ведь не маленький.

10