Пионер 1968-11, страница 11

мир Ильич на помост. В руках у него свернутые трубкой листки с декретом.

— ...Вопрос о мире есть жгучий вопрос, больной вопрос современности...

Как все слушали, затаив дыхание! И словно электрическая искра пробежала,

Вскинули мы руки с винтовками. Винтовками голосовали солдаты за мир.

Я с детства был любителем рисовать, но учиться бедняку-мордвину, да еще в Сибири (семья наша из переселенцев), негде было. Самоучкой я пытался писать крас-

В тот незабвенный вечер обожгла ме-

холсте. Матросов, раненых и перевязанных солдат, Ленина на помосте, листки с декретом в его руках. Серьезные лица товарищей из президиума... Так врезалось

Ночью опять никто из нас не спал. Подремлешь на делегатских нарах в полутемном длинном коридоре Смольного часок-другой, потом невольно просыпаешься от волнующих солдатских разговоров.

Не помню, вторую ли, третью ли ночь лежу, ворочаясь в духоте, слышу — рядом стон. Стонет солдат, бородатый рязанец. Ногу растер в кровь, рана довольно грязная, не дает ему покоя.

— Братцы,— обращаюсь к соседям,— у кого есть сальца кусок? Спасибо... давай, рязанец, ногу!

Запалил зажигалку, нагрел на ней кусочек сала, стал капать на рану. Слышу — притихли все вокруг... Обернулся и ахнул— рядом Ленин.

Подошел незаметно, присел на корточки, уперся руками в колени и глядит.

— Что это вы, товарищ, делаете?

Кто-то из солдат говорит:

— Тут, товарищ Ленин, сибиряк рязан-ца лечит.

— И как же вы лечите? — обращается

Я объясняю, что горячего сала на рану накапать — наипервейшее средство. Меня еще в деревенской кузне так обучили, когда я молотобойцем работал.

Ленин нахмурился.

— Но ведь здесь не деревенская кузница, а столица. Разрешите, товарищ (это он к рязанцу), взглянуть на вашу рану... Ого, как это вас угораздило? Немедленно к врачу. Да-да, немедленно. Внизу лечебный пункт. Мне как раз по пути... Идемте, идемте.

Взял прихрамывающего рязанца под руку и увел его.

Когда оба скрылись за поворотом, делегаты весело, возбужденно заговорили:

— Вот это мужик! Свой, нашенский! От солдатской портянки нос не воротит.

Пробыли мы с неделю в Питере. Охраняли Смольный, патрулировали по городу, несли революционную службу. Пора было возвращаться организованным порядком на фронт, в свои части, и я очутился с товарищами на Витебском вокзале. Стоим с вещевыми мешками за плечами, с винтовками. У каждого при себе объемистая пачка листовок с декретами о земле и мире. Ждем чего-то. Нам говорят: сейчас Ленин будет, хочет попрощаться с отъезжающими. Взволновались, на двери глядим.

Вдруг дверь распахивается — стремительно входит Ленин, здоровается с солдатами. И рязанца моего узнал. Сразу к

— Как ваша нога, товарищ?

Тот отвечает:

— Нормально, Владимир Ильич. Я уже и забыл, какая болела, левая или правая.

Оглядел нас Ленин, увидел дачки листовок и сказал:

— Хорошо, что вас успели снабдить самым сильным, самым нужным сейчас оружием! Наши декреты должны дойти до сердца каждого солдата, рабочего, крестьянина, должны привлечь на сторону революции миллионы людей...

Он говорил, а я не мог оторвать взгляд от его блестящих глаз. Таких за всю свою жизнь ни у кого не видел. И опять захотелось мне его нарисовать. Но я снова отогнал эту мысль: впереди фронты, тяжелая борьба, еще неизвестно, кто из нас вообще уцелеет. Ленин словно читал в наших сердцах. Указал на винтовки и добавил:

— Но и это оружие не кидайте, берегите! Оно еще пригодится. Революция совершена, но еще нужно отстоять, защитить ее от всяких посягательств...

Прощался с каждым (а было нас сорок человек) по отдельности, за руку:

— Вы, фронтовые, опаленные порохом солдаты-большевики, составите основное ядро рабоче-крестьянской армии, ее костяк. Счастливого-, вам пути! Привет передайте товарищам!

...Вагоны тронулись. Иной раз вспомнишь тот отъезд и ленинское напутствие солдатам — сердце забьется по-молодому, будто снова чувствуешь теплую ладонь Ильича в своей руке.

О