Костёр 1991-02, страница 15

кие-то бумажки, мятные карамельки, и снова засовывал все это обратно. Потом выудил из этого хлама потертую на сгибах десятку и протянул ее Ваське. Я заткнула пальцами уши. Это помогло, но мало. «Пошел ты со своими вонючими деньгами! — завизжал Васька. — Сволочь! Гад! Христосик! Откупиться хочешь! От своих детей! Пошел ты!» — Моня закрыл лицо руками и вздрагивал от каждого Васькиного вскрика. Мне было его жалко, но что я могла поделать! Я взяла Жеку за руку, шепнула: «Пошли!» Васька, видя, что Моня не отвечает ему, быстро стихал и вскоре тоже бросился прочь, обогнав нас с Жекой.

Уже у самого сарая мы с Васькой заметили, что Жека беззвучно плачет, не вытирая текущих по щекам слез. Васька засуетился, и я поняла, что он боится припадка. Васька повел Жеку спать.

«Вася, — сказала я потом. — А давай как-нибудь сходим в город. Погуляем. Я Жеке обещала атлантов показать». — «У тебя что, совсем крыша поехала?! — снова обозлился Васька. — Куда мы сунемся! Соображаешь! Нас же сцапают сразу!» — «Да нет же! — успокоила я. — Мы в центр пойдем. Я там каждый проходной двор знаю. В случае чего, я уведу Жеку, а ты сам увернешься. Давай сходим, Вася... Жеке же нужны .какие-нибудь развлечения. Чтоб он развивался...» — «Развивался?» — усмехнулся Васька, и я вместе с ним вспомнила Моню Искателя. «Жалко его», — сказала я. «Да, жалко, — неожиданно согласился Васька. — Никчемушный он какой-то». — «Ну, так пойдем? — напомнила я и, чтобы предупредить очередной Васькин взрыв, быстро добавила. — А я вот тут вам книжки принесла». — «Книжки?! — страшно удивился Васька. — Зачем это?» — «Как зачем? Читать. Ты... ты читать-то умеешь?» — мне вдруг отчего-то стало не по себе. «Умею, умею, — успокоил меня Васька. — Только не шибко это дело уважаю». — «А Жека?» — «Жека — нет. Он учился... в первом классе. Но что-то у него там не склеилось... Буквы знает». — «Ну, ему я читать буду». — «Ну давай, давай. — Васька явно подобрел и даже заулыбался. — Жека спит уже, так что я тебя внутрь не зову. Ты там обязательно налетишь на что и его разбудишь. Так что ты подожди тут чуток, я сейчас книжки отнесу и пирога тебе твою долю вынесу...» — «Вась, да не надо мне пирога! — неосторожно отмахнулась я. — Ешь сам. Я ж сейчас домой ужинать пойду!» — «Вот так — да? — тихо сказал Васька.— Ну, так и катись... Катись!» — неожиданно закричал он. Я рассмеялась. «Ты чего?» — Васька удивленно буравил меня сузившимися глазами. «Да так, смешно. С тобой, как на вулкане, — высказала я давно пришедшее в голову сравнение.— Никогда не знаешь, когда ты заорешь...» — «А ты не дразни, я и не буду орать». — «Да я и так изо всех сил стараюсь!» — воскликнула я. «Да я знаю, — Васька опустил глаза. — Такой уж я уродился. Чего сделаешь!» — «Ну, уродился, так уродился... Пошла я!» — я помахала Ваське рукой. Он не глядел на меня, а между бровями резала его лоб глубокая взрослая морщина. «Как у

За ужином я спросила как бы между прочим: «Кстати, бабушка, а чем лечат чирьяки?» Мама поперхнулась чаем и фыркнула в чашку, а-бабуш-ка сказала железным голосом: «Галина! Я тебя

О

предупреждала, что весной в организме не хватает витаминов и необходимо принять самые срочные меры. Ты не прислушалась к моим советам и вот — пожалуйста!.. — тут бабушка обернулась ко мне. — Раздевайся!» — «Да нет, нет, бабушка! — заторопилась я. — У меня нет никаких чирьяков и не было. Это у одного знакомого...»—

«Знакомого?» — подозрительно переспросила мама. Но тут в бабушке проснулся врач-терапевт (на что я, собственно, и рассчитывала), и она разразилась небольшой лекцией о лечении различных видов фурункулов и карбункулов. «При имеющихся показаниях целесообразно использование физиотерапии...» — твердо и монотонно вещала бабушка. Я боролась со сном, но изображала живой интерес. Из всей бабушкиной лекции я запомнила только мазь Вишневского и решила

О

сегодня же ночью пошарить в нашей аптечке на предмет этой мази. «А вот 'еще, к примеру... — сказала я, заметив, что бабушка начала выдыхаться. — Эпилепсия — опасная болезнь?» Мама уронила чайную ложечку и посмотрела на меня так, словно я 'заболела холерой и менингитом одновременно. «Надеюсь, у тебя не появились знакомые эпилептики?» — спросила бабушка. «Нет, что ты! — воскликнула я. — Просто я теперь медициной интересуюсь. Я теперь врачом хочу стать». — «Как врачом? — обиженно сказала мама. — Ты же хотела — архитектором?» — «Архитектором?» — удивилась я, но тут же вспомнила, что еще совсем недавно я была жутко при-

старых туристов»,

подумала я.

мерной девочкой и всем взрослым, кроме учительницы литературы, говорила именно то, что они хотели от меня услышать. Вот и маме, наверное, когда-то сказала, что я хочу стать архитектором. «Нет, я теперь врачом хочу, — уверенно глядя бабушке в глаза, сказала я. — Чтобы людей лечить. Расскажи про эпилепсию. Название у нее красивое». — «Красивое?! — возмутилась бабушка. — Нет, вы только подумайте! Красивое! Да это, если хочешь знать, одно из самых страшных психических заболеваний. Кошмарные припадки, необратимая деградация психики, а она — красивое!» — «И что же — совсем нельзя лечить?» — «Ну почему — совсем? Есть много всяких лекарств... — бабушка задумалась. — Есть хирургический способ, но это только тогда, когда уда-ется точно локализовать процесс... Но в целом, конечно, прогноз очень и очень неблагоприятный...» — «Между прочим, Достоевский тоже был

эпилептиком, — сказала мама. — А ничего, даже

__ _т

книги писал. И их, между прочим, во всем мире ч'итают...» — «Это хорошо, — сказала я. «Что хорошо?» — удивилась бабушка. «Что читают»,— ответила я и встала из-за стола.

Пока бабушка с мамой мыли посуду и о чем-то разговаривали на кухне, я поискала на книжных полках и нашла одну книжку Достоевского. Название у нее было смешное — «Идиот». Я взяла ее в свою комнату.

Продолжение следует.