Костёр 1991-03, страница 10

четно-выборное. Забыла, что ли?» Ах, черт! Я действительно совсем забыла про это собрание. Хотя еще с утра помнила. Но потом все так завертелось... Школьное... отчетно-выборное... значит, не меньше, чем часа на два, на три... Васька будет ждать... И Жека... И самое главное — что мне никак нельзя сбежать. Потому что я ношу знамя. То есть ношу его, конечно, не я, а Дима Голубев из 7-6. А мы с Мариной Клешенковой просто ходим рядом. Я — впереди, Марина сзади. Или наоборот.

Еще осенью, до того, как меня выбрали в совет отряда, к нам на классный час пришла старшая вожатая Валя и военрук Степан Анатольевич. Мы все встали, а Валя осмотрела нас и спросила у Нины Андреевны: «Это у вас новенькая, да?» И указала на меня. Нина Андреевна сказала: «Да!» Степан Анатольевич спросил: «А как ее из прежней школы характеризуют?» Нина Андреевна объяснила, что из прежней школы меня характеризуют как очень положительную и общественно активную. Степан Анатольевич удовлетворенно хмыкнул, а Валя сказала: «По-моему, то, что надо»,— и велела мне после классного часа зайти в пионерскую.

Когда я туда пришла, там было еще несколько девочек и мальчиков из других классов. Нас разбили на тройки, и Валя сказала, что нам будет доверено носить знамя пионерской дружины имени героя Советского Coio3ai Е. А. Никонова, и мы должны страшно гордиться и в то же время понимать, какая ответственность на нас возложена. «Вы понимаете, о чем я говорю?» — спросила Валя. «Понимаем, понимаем»,— загудели все. Валя строго посмотрела на меня, наверное, потому, что я была новенькая и спросила: «Ты! Понимаешь?» Я вскинула руку и сказала: «Всегда готов!» — а потом посмотрела на Степана Анатольевича и добавила: «Служу Советскому Союзу!» Валя улыбнулась, а Степан Анатольевич опять одобрительно хмыкнул, и я почувствовала, что я ему очень нравлюсь.

Потом нас учили правильно ходить, поворачиваться на месте, приставлять ногу и махать руками. У меня все получалось, и Степан Анатольевич сказал, что у меня врожденное чувство строя. Я йотом целый день думала: хорошо это или плохо?

• • »

Валя сидела за столом в пионерской и, заткнув уши, читала какие-то листки. Я подошла к ней вплотную и громко позвала: «Валя!» Она вздрогнула и посмотрела на меня совершенно отрешенно:

«А? Что?» — «Валя,— сказала я.— Я сегодня не могу носить знамя. Мне надо уйти. Пусть кто-нибудь другой...» — «Да ты что, с ума сошла, что ли! — закричала Валя.— Кто это — другой?! У вас же — основная тройка! На открытие и на закрытие. Вас же специально готовили!» — «Валя! — не сдавалась я.— Пойми! Мне надо!» — «Всем надо! — отрезала Валя и, смягчившись, добавила.— Ну, предупредила бы за неделю. Может, и придумали бы чего. А сейчас — ну кого я поставлю? Ведь отчетное же собрание. Сама понимать должна, не

8

маленькая. Из райкома придут...» — «Мне надо»,— упрямо, глядя в пол, повторила я. Несколько секунд было тихо. Потом Валя покосилась в угол, где на подставке стояло знамя дружины, и вкрадчиво спросила: «Клятву давала?» Я кивнула головой. «Ну вот и выполняй!» — Валя облегченно вздохнула и даже улыбнулась от радости, что нашла верный довод. Я повернулась и, почему-то чеканя шаг, вышла из пионерской.

В раздевалке меня ждала Ира Смирнова. «Ну что?» — спросила она. «Не разрешила»,— уныло сказала я. «Надо было соврать, что живот болит»,— сказала Ира. «Надо было,— согласилась я.— Но противно же...» — «Противно,— подтвердила Ира.— А если иначе нельзя...» И вдруг меня осенило. «Ирка! Ты сможешь пройти за флагом? Я скажу Маринке, она пойдёт вперед, ты только не отставай и все...» — «Кто меня пустит?» — спросила Ира. «Пустят,— решительно возразила я.— Я так сделаю, что никто и не поймет ничего. А ты сядь в первом ряду, сбоку и смотри на меня. Как я пойду к выходу, ты тоже иди. Поняла?» — «Ладно,— кивнула Ира.,— Но ведь тебе влетит...»— «А если иначе нельзя...» — передразнила я Ирку и пожала плечами.

Вообще-то в старой школе я любила отчетно-выборные собрания. И всегда в них участвовала. На каждом собрании мне давали книгу. За успехи в учебе и активное участие в жизни школы. Книги всегда были хорошие, но такие, из которых я уже выросла. В прошлом году, например, подарили Короленко «Слепой музыкант»... На этот раз на отдельном столе тоже лежали стопки книг. Проходя мимо стола, я прочитала несколько названий и теперь старалась угадать, чем меня наградят. Хорошо бы дали «Дети капитана Гранта». Я ее еще не читала. Не то, чтобы мне очень хотелось книгу, я думала об этом просто для того, чтобы не волноваться. Ирка, белая, как лист бумаги, сидела в углу, у самой двери.

Вот идет сменяющая нас тройка. Леша и две Светы. Мы обменялись салютами, Дима передал Леше знамя. Я спускаюсь со ступенек. Дима и Маринка — за мной. Сейчас мы должны сесть в первом ряду и ждать своей очереди. На сцене председатель совета дружины Галя Маслова что-то читает по бумажке. В зале шушукаются, читают книги, играют. Раньше я сердилась на тех, кто говорил, что собрания — это ужасная скучища, а сейчас вот в один момент поняла, что для тех, кто не выступает, кого не ругают в докладе и не награждают книжками, это действительно ужасно скучно. Мне вдруг стало страшно жарко. Рубашка между лопатками намокла, и над верхней губой выступили капельки пота. Ноги сами несли меня к первому ряду. Я подумала, что если бы я была двоечником и хулиганом, то мне сейчас ничего не стоило бы даже колесом пройтись. Если бы я, к примеру, умела. Но ведь я столько лет была положительной и дисциплинированной...

Я вспомнила утреннее Васькино лицо, похожее на маску, и, печатая шаг, зашагала в темноту дверного проема. «Ты куда?!» — зашипел Дима, но, как я и рассчитывала, пошел за мной. Маринка, естественно, тоже.