Костёр 1991-05, страница 20
Это было в 1986 году. Мы готовились к первомайскому празднику. Мой папа тогда работал на АЭС. Мы еще ничего не знали. Мама мыла окна. Па- а» па пошел на работу, а нас перед этим отвел к тете Тане. Пришли к ней — тетя Таня сидит и плачет. «Ты что плачешь?» — спросил папа. «А ты не знаешь? Ночью на станции авария случилась.» А моя мама сама видела аварию, но она не знала, что это. Когда случилась авария, мама была в ночной смене. Им дали респираторы, они вышли и смотрели минут пятнадцать пожар. Мама работала на очистных, а это совсем рядом. Потом нам запретили играть в песке, кушать фрукты и овощи. Еще нам не разрешали выезжать дальше Припяти. А затем мы поехали в Черкассы. Когда уезжали, нам сказали, что только на месяц и чтобы мы ничего не брали с собой. А потом мы узнали: назад не вернемся никогда. Да и некуда. Некоторые села там теперь уже сровняли с землей. И когда по телевизору показывают Чернобыль, мы с мамой смотрим и плачем. Наташа Дубровко, Чернобыль (теперь живет в Черкассах), 11 лет юсашш V Я живу в ста восьмидесяти километрах от Чернобыля. После аварии жизнь изменилась: люди стали больше болеть. Когда все это случилось, мы ничего не знали. Вышли Первого мая на демонстрацию. Дети играли в песке... Все было как обычно. Хоть бы сразу сказали, что делать надо. А то ничего не сказали... Если и дальше строить такие электростанции, то строить их под землей. Или делать водяные. А лучше — на солнечных батареях. Но такое, наверное, невозможно. Нам говорят, что на нас авария не слишком отразится. Но на нашем поколении отразится сильно. Не понимаю, разве «наше поколение» — это не мы? Что значит «наше поколе ние»? Коля Кастрома, пос. Октябрьский t Гомельской обл., 12 лет У нас, на территории военной части, где служит мой папа, раньше почти везде росли сосны. Так это хорошо было. Но оказалось, на сосну все берется — вся радиация. И сосны вырубили. А в школе радиация по-прежнему большая. Больше, чем было в лесу. Коля Соколову Кличевский район Могилевской обл., 11 лет |
