Костёр 1996-01, страница 7

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ВНУК-ВНУЧОК

Помнить я себя начал с четырех лет.

И сколько себя помню — мне никогда не везло.

Если я затевал какую-нибудь игру со своими товарищами, то обязательно ее проигрывал и потом долго раздумывал, почему так вышло. Но раздумья ни к чему не приводили — я не мог найти объяснения случившемуся.

Если на улице или в школе происходила драка, то я почему-то обязательно оказывался в самом центре ее. И хотя я ничего и никого не боялся, после драки больше всего шишек и синяков было на мне.

Если в классе меня неожиданно спрашивали урок, то почему-то именно в этот день я его или знал плохо, или не знал совсем.

Если дома, чтобы помочь моей тете, я начинал варить борщ, то в этот день у нас вообще не было первого, а мое варево оказывалось в помойке.

И так во всем...

Говорят, что некоторые люди рождаются под счастливой звездой. Не знаю, есть ли счастливые или несчастные звезды на небе, но я, наверное, родился в какой-то переходный период, когда силы природы находились в неустойчивом равновесии. Они, видимо, колебались от знака «плюс» к знаку «минус», все время проскакивая среднее положение. И мой характер тоже получился таким. Я жил на крайних пределах — то минусовых, то плюсовых. Причем минусовых опять-таки почему-то было больше.

Моя фантазия всегда намного опережала действительность. Мои возможности всегда были ниже тех, что рисовались в моем воображении. И все мои начинания оканчивались совсем не так, как должны были окончиться.

Я вспоминаю свой самый первый день в школе.

Нас, будущих первоклашек, привели в школу родители. Мы стояли на школьном дворе стайками: каждая стайка — будущий класс. Нашей стайкой командовала худощавая, смуглая, черноволосая, очень похожая на ворону Татьяна Михайловна. Она должна была стать нашей первой учительницей.

сказал я. Внук, Внучок, да? — заорал он. — классе будет бабушкин внучок. Уа-

— Дети, — сказала она, — не шумите, пожалуйста. Вы уже не дома, а в школе. Вон вы у меня какие взрослые!

После этих слов мы зашумели еще громче, потому что никак не могли понять, почему взрослые должны молчать, когда кругом столько нового и интересного.

Ко мне подошел длинный белобрысый мальчишка с огромным портфелем. Глаза у мальчишки были серые, волосы стрижены ежиком, брюки аккуратно отглажены.

— Тебя как зовут? — спросил он, заглядывая на меня сверху вниз. — Вот меня зовут Орион. А ты кто?

— А я — Внуков, — ответил я.

— Вот дурак! — сказал он. — Что это за имя такое — Внуков?

— Это не имя, а фамилия,

— Значит ты Ребята, у нас в уа!

Мне такими противными показались глаза мальчишки и особенно его длинный нос, что я схватил обеими руками свой портфель и изо всех сил ударил им белобрысого по голове.

— Ах, так! — заорал он, и в свою очередь ударил меня. Его портфель был настолько тяжелым, что я присел. В следующее мгновенье я схватил его за ногу, и мы оба упали на землю. Завизжали девочки.

— Мальчики, мальчики, что же вы делаете! Сейчас линейка! Сейчас построение! Внуков, немедленно отпусти Кириллова! — закричала Татьяна Михайловна.

Но я мертвой хваткой вцепился в воротник рубашки белобрысого, и оторвать меня от него было уже невозможно.

Кончилось тем, что нас, пыльных, измятых, поставили в самый задний ряд линейки, а за нашими спинами встали родители.

— Если бы ты не схватил меня за ногу, я бы тебе дал! — сказал Кириллов.

— Погоди, я дам тебе на переменке, — ответил я.

В классе нас посадили за одну парту.

А через час мы уже подружились.

6