Костёр 2004-03, страница 10

— Я посижу, Марусь... Трудно мне ходить.

И тут я подумал: может, не он виноват. Может, он потому такой злой, что на ней женился. На этом размалеванном чучеле.

Управдом кряхтя встал. Он еле-еле переставлял ноги. Огромная тяжесть оттягивала руки, но подъемная сила тянула вверх. Шаги были плавные, как при замедленной съемке...

Я видел, как они вышли из сада во двор, как прошли на улицу... На секунду я потерял их из виду. И поэтому я не знаю, что произошло. Говорят, какой-то хулиган из дома номер один решил подшутить над нашим управдомом, он не знал всей истории, а знал только, что управдом прокалывает мячи. Он подкрался сзади и выбил ногой портфель. Сначала — один, потом — другой...

Когда я обернулся на крик, управдом медленно всплывал в воздух. Кричала жена, а управдом беззвучно переворачивался то вверх ногами, то вниз... С шеи свисал галстук, жена подпрыгивала, пытаясь ухватиться за него, но не хватало какого-то сантиметра. Управдом еще немного всплыл и завис над головами людей на уровне второго этажа. Жена отчаянно визжала.

— Портфель! — вдруг крикнул сверху управдом, — кидайте портфель!!!

Кто-то поднял портфель, метнул его вверх. Управдом чуть скользнул по нему рукой. Портфель грохнулся вниз, взорвавшись кирпичными осколками.

Из окон выглядывали люди. Один из жильцов, здоровый, в спортивной майке, пытался дотянуться до управдома щеткой, но щетки не хватало...

Зашелестел в листочках легкий ветерок, управдома стало сносить в сторону. Он проплыл над решеткой нашего сада, над лавочкой, где недавно сидел, над верхушкой тополя... снова всплыл и полетел к улице Ногина, повинуясь одному лишь воздушному течению...

У Ногина ветер стих, управдом плавно покачивался в воздухе. Если снова задует ветер, недалеко и до Красной площади. Видно, это понял и управдом. Увидев внизу милиционера, он отчаянно закричал:

— Сбейте меня, товарищ милиционер! Ради Христа, сбейте!

Он заработал руками, ногами и вдруг поплыл... Странно было видеть плывущего в небе человека.

Милиционер приветливо помахал рукой.

Внутри управдома что-то хрустнуло, будто раздавили переспелый огурец, и, непонятно как обретя тяжесть, он рухнул вниз на веточки молоденькой липы. Соскользнул с них на асфальт и бросился бежать, смешно перебирая ногами, совсем не чувствуя вновь обретенного веса...

Наступали последние школьные дни. Все жили предвкушением лета. Впереди были пионерские лагеря, дачи. Вовка собирался на Черное море, в Крым. В военный санаторий. На месяц с отцом, на месяц — с бабушкой. Его матери Крым был противопоказан. У нее однажды был приступ астмы.

А я никуда не собирался. Хотел к маме, а она прислала письмо: «Условия тяжелые, болезни, комары, о поездке нечего и думать...»

Папу это письмо жутко развеселило.

— Мать-то наша, а? Нет чтобы нас кормить, кормит комаров. А? Герой... форменный герой...

В саду лопались тополиные почки, и земля была усыпана клейкой шелухой. Она липла к ботинкам, ее долго приходилось счищать палкой...

«Конь», «Трюмо» и Толик резались в «расши-бец». Они тоже никуда не собирались.

Домоуправша ходила сама не своя. Никого не узнавала, натыкалась на деревья. Теперь можно было играть в футбол сколько влезет. Все с утра до вечера гоняли мяч. А она будто не видела. Однажды мяч подкатился ей под ноги. Она обошла его, вроде это не мяч, а бомба... И глаза ее были далеко-далеко. За нашим двором, а может быть, и за целым городом...

Полтретьего ночи. Я вспоминаю глаза управдом-ши — пустые, с огромными зрачками.

Тихо выхожу на кухню. Ставлю на плиту чайник, включаю газ. Слышно, как шипит под чайником пламя.

Залезаю на подоконник и открываю форточку. Холодный воздух пронизывает до костей. Я пытаюсь достать сетку с продуктами. Тонкая веревка режет руку. Сетка выскальзывает из пальцев. Я слышу внизу звон разбитой бутылки...

Накидываю на тело первый попавшийся плащ и спускаюсь во двор.

Сетка лежит в серебристой молочной луже.

Через двор, мягко переступая лапами, идет кошка. В ее зубах — мышь. Кошка посмотрела на меня с ужасом и широко открыла рот. Никак это та самая кошка, в которую я вселялся? Мышь, сильно хромая, бросилась бежать...

Я выбросил осколки из сетки и пошел обратно.

Поднялся к нашим дверям — ключа нет. Впопыхах я забыл его взять.

Делать нечего — я два раза надавил кнопку звонка.

Послышались звуки папиных шагов. Папа открыл дверь, сонный, с почти закрытыми глазами.

Когда мы вошли в комнату, папа надел очки и внимательно посмотрел на мой наряд.

— Уходи, откуда пришел.

— Па-ап...