Пионер 1947-01, страница 18кричали минуты две, а Платон Иванович стоял неподвижно, слегка улыбался и смотрел на нас, не замечая, что пенсне свалилось с носа и повисло на чёрной тесёмочке. Потом он продолжал: — Так вот, друзья. На мою долю выпала очень приятная задача, о которой каждый из вас, повидимому, .догадывается. Мне поручено сообщить вам, ученикам семилетки, о том. что с 1 сентября этого года в нашем городе возобновляются школьные занятия, — тут снова кто-то захлопал, на него зашикали. — Но, дорогие мои, вам (известно, что прежде, чем начать заниматься, в школе нужно произвести ремонт. И я полагаю, что все мы, собравшиеся здесь, обязаны внести свою трудовую лепту в это дело. Тимоша Садиков вскочил и закричал, колотя себя кулаками в грудь: — Платон Иванович! Честное пионерское! От имени всех говорю: день и ночь напролёт будем работать! Честное пионерское!.. — Садись, Тимофей, — 'Сказал Платон Иванович. — Я вполне уверен, что Тимофей Садиков выражает общее мнение, и другого ответа не ожидал. Собственно говоря, днём и ночью работать не нужно. Ремонт настолько незначителен, а нас так много, что каждому придётся уделить лишь несколько часов своего времени... Мы притихли, ничего не понимая. Одна девочка спросила: — Как же так, Платон Иванович, — ремонт незначителен, когда от школы одни стены остались? Платон Иванович помолчал. — Виноват! Тут, видно, какое-то недоразумение. Ты о какой школе говоришь? — Ну, о нашей, сгоревшей, конечно. — Гм!.. Да-а!.. Тут недоразумение. Это.:, это... конечно, моя оплошность. Я полагал, вы уже знаете о том, что этот год мы будем заниматься в две смены в помещении десятилетки. Правда, в районо поднимали вопрос о восстановлении нашей школы, но пришли к убеждению, что за лето ничего сделать нельзя: в городе не хватает рабочих рук, да и с материалами нелегко. — У-у! — протянул кто-то. — Да, дружок! Весьма и весьма прискорбно, но что же поделаешь: война! Это же помещение, как я уже сказал, требует пустякового ремонта: побелить стены, вставить стёкла, починить парты. Ученики десятилетки легко справились бы с такой задачей сами, во я уверен, что никто из вас не захочет явиться на готовенькое. Конечно, мы сказали, что будем работать, что можем без всяких дееятилетчиков три раза выбелить школу и починить сколько угодно парт, но настроение у всех было испорчено. Всё же на следующий день несколько наших ребят отправились домой к Платону Ивановичу, чтобы поговорить с ним о работе в десятилетке. Но он, оказывается, заболел ангиной и не велел пускать к себе учеников. Больше педагогов из семилетки в нашем городе не 'было. Директор и физик ушли добровольцами на фронт, математичка Ирина Игнатьевна погибла во время артиллерийско го обстрела, а остальные или ещё не вернулись из эвакуации или уехали в областной центр на конференцию учителей. Тошно мне было все эти дни. Сегодня уже часа три я сидел на 'подоконнике и чинил ботинок, у которого чуть-чуть оторвалась подошва. Ковырну разок шилом ■и задумаюсь. За этим делом и застал меня Андрей Чи-жюв. Он появился перед окном, славно из-под земли вырос. Маленький, стриженый под машинку, он выглядел очень озабоченным. Он тихэ спросил: — Ты один? — Один. — Дай-ка рукгу. Я протянул руку. Андрей влез на подоконник, соскочил в комнату и уставился на меня, нахмурив брови, которых у него почти не было. — Ну? — сказал я. — Понимаешь... — зашептал Андрей. — Я сегодня получил какую-то странную записку. Он дал мне смятый листок. Я развернул его и прочёл: «Приходи сегодня, четырнадцатого мая 1943 года, в десять часов вечера к 'Сгоревшей школе. Икс». — Странно! Где ты её нашёл? — У себя в комнате на полу. — Кто-то что-то затевает, — сказал я. Андрей нагнулся и зачем-то заглянул под -стол. — Как ты думаешь?..— зашептал он.— Как ты думаешь: а что, если тут что-нибудь такое? А? — Ну, например? — Ловушка, например, какая-нибудь. Кто-то забарабанил в дверь. Я побежал открывать. На пороге 'стояла Галина. — Вот уж прямо, действительно, кому-то совершенно нечего делать, — заговорила она, входя в комнату. — Вот уж (прямо, действительно, кто-то только тем и занимается, что выдумывает всякие глупости. — А что такое? — А то, что мы сидим, обедаем, ©друг в окно влетает камень, обёрнутый в записку, и — прямо в суп. Хорошо! Прочла, пообедала, иду к тебе, а на двери твоего дома вот эта бумажка. Она протянула мне два листочка и принялась поправлять белобрысые волосы. В обеих записках я прочёл одно и то же: «Приходи сегодня, четырнадцатого мая 1943 года, в десять часов вечера к сгоревшей школе. Икс». — Ну? — спросил меня Андрей. — Кто-то что-то затевает, — сказал я опять, — Ты пойдёшь? — Надо пойти. Наверное, кто-то разыгрывает нас, но всё-таки интересно. — Глупости! — 'Сказала Галка. — Никуда я не пойду. Мы ничего не ответили. Мы знали, что она первая прибежит к школе. Ночью у ШКОЛЫ Я часто думаю: какой всё-таки странный у меня характер. Я был уверен, что все эти записки — чьи-нибудь шуточки. Но в девять 16 |