Пионер 1955-05, страница 69

Но она-то и умела высмеять его. Однажды Авдеев приехал, когда все сидели на ступеньках крыльца, а фельдшер управлял хором. Только что кончили петь про казака и дивчину.

— Теперь спойте «Генерал-майор Бакланов»! — предложил становой.

Пеоня про этого неизвестного мне генерала состояла всего из трёх слов, которые пели на один и тот же мотив, но с различным выражением. Начинали, допустим, быстро: «Ге-не-рал-майор Бакланов! Ге-не-рал-майор Бакланов!» и замедляя:

«Ба-а-кланов — генерал, Ба-а-кланов — генерал».

Вот и всё! Но всё дело было в выражении лица и всей фигуры капельмейстера: он мог неожиданно переменить темп, сделать паузу — и песня всего из трёх слов могла выразить любое чувство и всегда доставляла необычайное удовольствие исполнителям. Можно было спеть так, что ясно чувствовалось: кого-то из присутствующих высмеи-

раз Наталья Матвеевна вызвалась дирижировать хором. Она сказала, что очень хорошо умеет это делать.

Наталья Матвеевна стала спиной к Авдееву — фельдшер уступил ей своё капельмейстерское место — и подняла обе руки. Вероятно, хором она управляла довольно умело, она даже запевала сама, но главное, что лицо её с первых тактов выражало столько самодовольной тупости, что нельзя было удержаться от смеха: все поняли, о ком пойдёт песня.

«Ге-не-рал-майор...» — запевает Наталья Матвеевна, и вдруг голос её срывается, и, задыхаясь, как бы в страхе, она шепчет: «Бакланов!» — и все видят его подчинённых, которые боятся и трепещут перед ним...

Половина следующего куплета поётся уже, широко разливаясь, очень важно: и лицо Натальи Матвеевны и самая важность

достойном человеке рассказывается в песне. Старательно «гудит басом» Василий Митро-фанович, н сам дядя Ваня с увлечением изображает голосом человека уважаемого...

И вдруг Наталья Матвеевна звонко выкрикивает «Ба-а-кланов — генерал!», и как

кто-то открыл, обнаружил мелкую, подленькую сущность человека.

-.Вечереет. Все тесно сидят на крыльце и.

глядя в лукавые, выразительные глаза, едва удерживаясь от смеха, поют, рассказывая песней про тупого и злого, но властного человека, а совершенно лишённый слуха становой слушает с огромным удовольствием.

— Вот он! — говорит он, надувая толстые щёки.— Это славная песня. А то разведёте про разных казаков и дивчин, пусть те песни хохлы немазаные поют... Зам-мечателыю разносторонние таланты у вас, Наталья Матвеевна,— добавляет он, когда песня закончена.— А что это рассказывают о какей-то истории в церкви? Я «е слышал, но разговоров уйма!

— Да. это вышло очень здорово! — смеется Наталья Матвеевна.— В прошлом году я была в Новом Афоне, там <ia каждом шагу монахи. Предлагают посетителям осмотреть их хозяйство и самый храм. И попался мне проводник, на загляденье красивый. Ходили мы с ним, ходили по жаре — я, конечно, под зонтиком — и вышли на аллею к церкви. Я говорю ему: «Что же вы, такой молодой и здоровый человек, пошли в монахи? Вам,— говорю,— трудиться надо!» Он посматривает на меня, отвечает. И так, заговорившись, идём да идём. Поднялись на ступеньки, вошли в церковь — народу было немного, и, вижу, все па меня оглядываются А он показывает мне роспись на стенах... Вдруг какой-то священник от алтаря подаёт мне знаки. Осмотрелась я — и ахнула: стою в церкви под зонтиком! — И она засмеялась.

— Ну, это ещё ничего...—сказал становой.— Вам-то, дорогая, всё можно... Папаша — господин губернатор, кто же вам может запрещать что-нибудь?

Однажды днём мы услышали бубенчики авдеевской тройки. Приближаясь к нам, они заливались таким ретивым, тревожным звоном, что Клавдичка сказала:

— Скачет вовсю: что-нибудь случилось.

Становой шёл по ступенькам лестницы и

так тяжело ступал сапогами, как будто хотел втоптать все эти ступеньки в землю. Лицо его, красное от солнца—день стоял жаркий,—буквально обливалось потом, толстые щёки прыгали, когда он почти крик-•нул:

— Подожгли, мерзавцы! Где Иван Николаевич?

С мамой он даже не поздоровался. Я сидела рядом с ней и смотрела, как она выши-

— Уехал по деревням,— ответила Клавдичка.

— Именно в это время?! — крикнул ста-

63