Пионер 1956-03, страница 79

Л.

Сегодня, ребята, я приводил в порядок книгу не совсем обычную: она состояла почти что из одних картинок. Ноздрёв, наглый и цветущий, Плюшкин, похожий на старую ключницу, благообразный мошенник Чичиков смотрели на меня с её страниц... Короче, в руках у меня был альбом старинных рисунков к «Мёртвым душам» Гоголя, гениальной поэме, с главными героями которой вы, конечно, знакомы.

История капитана Копейкина занимает в поэме не много места, но сам Гоголь придавал ей очень большое значение.

Вот вкратце эта история... Участник войны 1812 года капитан Копейкин возвращается домой калекой — без ноги и правой руки. Пособия ему не дают, и остаётся защитнику родины одно—умереть с голоду. Всё же, собрав последние крохи, Копейкин поехал в Петербург искать правды... Министр — лицемерный и бездушный вельможа— вначале даже слегка обнадёживает беднягу, и в сердце Копейкина растёт надежда...

Дни идут за днями, капитан прожил последние гроши, а обещанного решения нет...

Копейкин пробует напомнить о себе, но тут рассерженный министр попросту высылает его из Петербурга... И вот капитан Копейкин становится разбойником...

Историю эту Гоголь рассказывает с присущим ему юмором, и всё же эти «весёлые» страницы заставляли горько задуматься. Немало таких Копейкиных было в ту пору на Руси.

Художник, рисунки которого я рассматривал, посвятил короткой истории капитана целую серию иллюстраций. Несомненно, образ Копейкина взволновал его: бедняга-капитан йзобра- Копей

жён повсюду с тёплым сочувствием. Разглядывая рисунки, я вздыхал о горькой судьбе гоголевского героя и дивился мастерству автора иллюстраций. Они сохраняли удивительную свежесть, хотя сделаны были более ста лет назад, ещё при жизни Гоголя.

Особенно понравилась мне гравюра, изображающая Копейкина в приёмной у вельможи: «Копейкин представляется значительному лицу». Злополучный капитан, вытянувшийся в струнку, толпа просителей и в особенности толстый министр с вежливым, но чёрствым и бездушным лицом — всё это казалось живым... На поле рисунка виднелось небольшое пятнышко, и я взялся за лупу.

Но тут меня позвали к телефону.

Вернувшись, я направил лупу на

рисунок и... безмерно огорчился. Повидимому, в моё отсутствие кто-то безнадёжно испортил книгу. Великолепная иллюстрация была крест-накрест перечёркнута красными чернилами.

Вне себя от огорчения я перелистал страницу и увидел, что другая картинка также измазана красными чернилами.

По натуре человек мирный, я делаюсь беспощадным, когда дело идёт о порче книг. Ещё минута, и я бы обрушил гнев на всех своих домашних, как вдруг... Вдруг я увидел в углу испорченной картинки подпись. «Цензор...» — прочитал я начало подписи и протёр лупу. А как вы, наверно, уже заметили, после этой операции моя лупа всегда показывает самое интересное.

Так оно и случилось. Я тотчас же разглядел в лупе человечка. Он сидел ко мне спиной и так и брызгал слюной и красными чернилами.

— Проклятый крамольник! — шипел он, яростно перечёркивая рисунок. — Изобразить в таком виде его сиятельство графа, самого министра финансов! До чего доходят эти художники!

Я отложил лупу. Теперь я понял, в чём дело. Красные чернила, обезобразившие страницы, были чернилами цензора, запретившего эти рисунки сто лет назад. А запретил их цензор потому, что в лице злого и лицемерного вельможи художник изобразил подлинное «начальство» — министра финансов того времени. Это было очень рискованно, очень опасно, но художник не побоялся риска. Ведь таким образом он ещё резче подчеркнул правдивость и остроту истории, рассказанной Гоголем!

Я не буду называть фамилии министра — к чему вам она? Не нужна вам и фамилия цензора — мало ли их было, этих скверных людишек, палачей живой мысли и смелого слова?! А вот фамилию художника — автора этих рисунков — вы постарайтесь запомнить. Его зовут Александр Агин, и в ряду наших мастеров — художников книги это имя занимает заслуженно почётное место.

кин представляется значительному лицу.

А. Буквица

73