Пионер 1956-08, страница 38

Маршрут экспедиции

Путь со слелым проводником

маться по широкому распадку. Тёмные лесные дебри неохотно пропускали караван. На пути стеной вставал непролазный кедровый стланик необычайной для него почти четырёхметровой высоты.

Этот стелющийся кедровый кустарник почти сплошь покрывает склоны Джугдырского хребта. Порой стланики здесь образуют непролазные заросли. Их стволы иногда так переплетаются между собою, что только на четвереньках и проберёшься сквозь них. А местами вообще не пройти ни человеку, ни зверю.

Надо было удивляться умению Улукиткана находить лазейки в этой чаще. Мы пробирались очень медленно. Подъём становился всё круче. Но вот лес поредел. Буйная растительность осталась позади. И скоро мы вступили в гольцовую зону — область лишайников и мхов.

Под ногами мнётся бледножёлтый ягель, пушистый, как ковёр, и мягкий, как губка. Несмотря на то, что много дней не выпадало осадков, что дуют тёплые ветры и почва уже давно просохла, мхи и лишайники обильно пропитаны влагой. Откуда они её берут? Эти неприхотливые растения обладают способностью добывать влагу не из почвы, а прямо из воздуха. Особенно ягель. Его пористые, густо сплетённые стебли накапливают столько воды, что её можно легко выжать рукой, как из губки. В засушливое же время года, когда не бывает туманов, ягель так высыхает, что мнётся и рассыпается под ногами, точно вермишель.

На седловине мы дали оленям отдохнуть.

— Обедать где будем? — спросил я Улукиткана.

Старик стоял, прислонившись к стволу карликовой ели, прикладывал к глазам тряпочку и на вопрос мой не ответил.

— Что, глаза болят? — встревожился я.

— Ничего, так... мало-мало не видят,— ответил Улукиткан, и набежавшие морщины болезненно стянули его лицо.

— Раньше у тебя было так?

— Нет! Да ты не беспокойся, у старый люди всяко бывает, пройдёт,— проговорил он ласково и грустно.

Но моя тревога оказалась не напрасной. Вглядевшись в его глаза, глубоко спрятанные в разрезе век, я не увидел в них обычного огонька, оживлявшего старческое лицо Улукиткана. Тонкая полупрозрачная муть затянула зрачки.

— Может, они у тебя от солнца болят, как тогда, зимой, под Кукурским перевалом, или от ушиба о камень? — допытывался я,

Старик беспомощно отвёл руки от глаз, посмотрел на меня, оглянулся вокруг и в испуге присел на корточки.

— Однако дурной ветер глаз портил,— вздохнул он.— Ладно. Немножко отдохнём и пойдём дальше. Обедать в ключе будем.

— Может быть, лучше остановиться здесь на ночь? — предложил я.

— Что ты!—запротестовал он.— Если на все болезни старику откликаться, не то что работать, даже кушать ему некогда будет! Не та удача, что легко даётся. Садись ко мне близко и слушай. Может быть, Улукиткан последний раз видит тайгу, горы, стланик. Помни, хорошо помни: твой путь к людям лежит так!..— И он показал на юго-запад.— А меня бросишь тут, в тайге.

— С чего это у тебя такие мысли мрачные? Напрасно тревожишься, Улукиткан. Мы с тобой вместе дойдём. А глаза поправятся, и всё будет хорошо. Тебе ещё жить да жить!

35