Пионер 1956-08, страница 39

бурелом, валежник, и у меня постепенно рассеялось беспокойство. Показалось, что слепота у него временная, вызванная просто слишком ярким весенним светом.

За ключом лес оборвался, и мы вышли на марь. Кое-где на ней виднелись одинокие лиственницы, чахлые, горбатые, измученные непосильной борьбой с длительной стужей. Всё открывавшееся глазу пространство сплошь покрывали чёрные высокие кочки, словно расставленные в беспорядке цветочные горшки. Старая, пожелтевшая трава на кочках свисала, уступив место свежей зелени, уже потянувшейся густой щетиной к солнцу. Это черноголовник. Он раньше всех выбрасывает свои ростки.

Олени, выйдя на марь, всполошились, уловив запах первой зелени. В это время года они предпочитают черноголовник любому корму.

— Однако чай пить надо. Вон у той лиственницы должно быть с,ухо, пойдём туда,— сказал Улукиткан, по-юношески легко спрыгивая с оленя.

Старик провёл караван вдоль кромки леса и уже подходил к ли--ственнице, но вдруг остановился и стал беспокойно озираться по сторонам. Re понимая, что случилось, я тоже задержался.

А старик с необычной поспешностью вскочил на своего оленя, стал тормошить его поводным ремнём, толкать ногами и торопливо проехал дальше, минуя лиственницу.

— Ты что же, Улукиткан, чай пить не хочешь? — спросил я.

— Эко не видишь, место тут

Улукиткан обозначил веточками на бумаге «карту» местности,

худое!

• крикнул он, скрываясь а

— Только жить — это сильно мало, надо уметь работать, чтобы жить хорошо было.

— Ты уже достаточно поработал.

— Я ничего больше не скажу! Кедровка много кричит, да кто ей верит?.. Смотри, там должна быть высокая гора, возле Май, а я её не вижу.— И старик, кивнув головой на восток, долго щурил глаза, протирая их тряпочкой.

Тяжёлая печаль легла на его добродушное скуластое лицо.

Неужели Улукиткан ослепнет? Что тогда я буду делать в этой незнакомой глуши, так далеко от жилья? Куда поведу слепого? Стараюсь гнать прочь эти мысли. Хочется поддержать старика, ободрить его, но не могу найти подходящих слов.

— Однако пойдём, надо торопиться,— прервал Улукиткан долгое молчание.

Он поднял с земли конец повода, перекинул через плечо берданку и медленно, словно нехотя, сел на оленя.

— Ты видишь, куда ехать? Может быть, мне пойти вперёд? — осторожно спросил я.

— Куда след тянуть надо, вижу,— ответил он, толкая ногами оленя в бока, и наш маленький караван тронулся дальше.

Мы спустились к ключу по крутому склону, Не теряя нужного направления, Улукиткан с обычной ловкостью пробирался сквозь чащу, обходя промоины.

перелеске.

«Что же тут худого?» — подумал я и стал осматривать лиственницу. Это было старое дерево, толстое, сучковатое, но без каких-либо подозрительных примет. Кругом было сухо. Это место, несомненно, могло послужить нам хорошим приютом. Рядом, на опушке леса, я увидел несколько полусогнутых пней и обломок дерева, вероятно, от долблёной лодки, да остатки костра, уже наполовину покрытые мхом. Видимо, когда-то, давно-давно, сюда на марь заходили лесные кочевники. Но и в этом я не мог предположить каких-либо дурных примет.

Уходя, я ещё раз тщательно осмотрел лиственницу и решил, что старику что-то померещилось, Почему ему не понравилось это место?..

Улукиткан остановил караван сразу за перелеском,

Когда я пришёл туда, он уже развьючивап олене! .

— Напрасно ушёл от лиственницы, лужайка там сухая, без кочек. Чего испугался?

Он вскинул на меня печальные глаза.

— Бояться надо тому, кто плохо видит, а я смотрю шибко хорошо. Там покойник есть. Как ты не заметил? Старики раньше говорили: «Плохо делать огонь около могилы, стучать топором, топтать землю ногами, нехорошо напоминать умершему о земных делах». Понимаешь?

— Да ведь я, Улукиткан, просмотрел всё, там даже признаков могилы нет. Откуда ты это взял?

— Эко смотрел! Слепой, пока не пощупает рукой

36