Пионер 1958-06, страница 10

Никто на это не откликается.

Проходит несколько минут, и в учительскую входит... мой папа! Он делает общий поклон, Дрыгалка ему руки не протягивает, только величественным жестом указывает ему на стул около стола. Папа осматривает всех близорукими глазами. Когда его взгляд падает на нас, трех девочек, он начинает всматриваться, прищуриваясь и поправляя очки. Меня он не видит, потому что меня заслоняет Лида Карцева. Я делаю шаг в сторону, и папа узнает меня.

— Здравствуй, дочка! — кивает он мне.

Умница папа! Понимает, что здесь не надо

называть меня по-домашнему — «Пуговка».

— Здравствуй, папа! — говорю я.

Дрыгалка строго поднимает брови.

— Прошу не переговариваться!

Папа секунду смотрит на Дрыгалку и говорит ей с обезоруживающей любезностью:

— Прошу извинить меня... Но мы дома приучаем ее к вежливому обращению.

Я вижу, что и Лида, и Варя, и даже Варвара Дмитриевна смотрят на папу добрыми глазами. Я тоже довольна: мой Карболочка здорово «смазал» Дрыгалку.

Тут в учительскую входит новый человек. На некрасивом умном лице внимательно глядят знакомые мне серо-голубые глаза. Смотрю, Лида кивает этому человеку и он ей тоже. Ясно: это Лидин папа.

Увидев моего папу, незнакомец подходит к нему и дружески пожимает ему руку.

— Якову Ефимовичу! }

И папа радуется этой встрече.

— Здравствуйте, Владимир Эпафродито-вич!

Ну, и отчество у Лидиного папы! Сразу не выговоришь!

— Что ж,— говорит Дрыгалка после того, как он тоже садится на стул,— теперь все в сборе, можно начинать.

— Я был бы очень признателен, если бы мне объяснили, зачем меня так срочно вызвали сюда,— говорит Лидин папа.

— Об этом прошу и я,— присоединяется мой папа.

— И я...— подает голос Варвара Дмитриевна.

— Сию минуту! — соглашается Дрыгалка,— Я думаю, мадам Норейко не откажется рассказать здесь о том, что произошло в их доме. Прошу вас, мадам Норейко!

Мне почему-то кажется, что ручка двери шевелится!

Но мадам Норейко уже рассказывает:

— Ну вот, значит... Вчера или третьево

8

дни, что ли... Нет, вчера, вчера!.. Пришли к нам вот эти самые три девочки. Я думала, приличные дети с приличных семейств! А они напали на моего брата и отняли у него рубль денег!

Что она такое плетет, Мелина тетя?

— Прошу прощения,— вежливо вмешивается папа.— Вот вы изволили сказать: девочки н а п а л и на вашего брата и о т н я л и у него деньги...

— Ограбили, значит, наши девочки вашего брата!—уточняет Лидин папа очень серьезно, но глаза у него улыбаются.

— Что же,— продолжает папа,— эти девочки были при оружии?

— Не-е-ет...— задумчиво, словно вспоминая, говорит мадам Норейко.— Ружьев я у них не видала.

Тут мужчины — наши папы,—• переглянувшись, смеются. И Варвара Дмитриевна улыбается. Мы тоже еле сдерживаем улыбку. Одна Дрыгалка не теряет серьезности, она только становится все злее, как «кусучая» осенняя муха.

— Позвольте, позвольте,— взывает она.— Здесь не театр, смеяться нечему!

— Да, да,— посерьезнев, соглашается Лидин папа.— Здесь не театр. Здесь, по-видимому, насколько я понимаю, судебное разбирательство. В таком случае разрешите мне, как юристу, вмешаться и задать свидетельнице, госпоже... э-э-э... Норейко, еще один вопрос.

— Пожалуйста,— неохотно соглашается Дрыгалка.

— Госпожа Норейко! Вы утверждаете, что наши девочки напали на вашего брата.

— Ну, не напали, это я так с ошибкой сказала... Я по-русску не очень,— уступает Мелина тетя.— Они, как сказать, навалили-ся на моего брата, стали у его денег просить...

— Вы были свидетельницей этого? — продолжает Владимир Эпафродитович.— Вы это сами видели, своими глазами?

Мадам Норейко нервно теребит взмокший от пота платочек.

Я все смотрю на дверь. Что хотите, а она чуть-чуть приотворяется! Потом снова затворяется... Что за чудеса?

— Разрешите мне в таком случае задать вопрос самим обвиняемым, этим девочкам,— говорит Карцев и обращается ко мне: — Вот, девочка, скажите: правду говорит эта дама? (Про Мелину тетку!) Вы в самом деле отняли у ее брата рубль?

Я так волнуюсь, что сердце у меня сту-