Пионер 1988-02, страница 9

— Юрка! Голова!— крикнул Пашка, увидев Юру. — Выходи, поработаем. Видал, мячишко какой?

— Плохо видно, в глазах чтой-то рябит,— лениво ответил Юра, но сразу стряхнул с себя тоску

Славик, не поднимая головы, проворчал:

Я тебя в твоих лаптях вообще к этому мячу не подпущу.

— Дурак,— не нашелся Юра.

— Возможно,— не возражал Славик и с приветливой улыбкой сдавил ладонями туго надутый мяч, пробуя его на слух, как арбуз

Славик — он и есть Славик. Черт с ним! Гораздо важнее, о чем сейчас толкуют родители. Мать, похоже, возражала. Слышно было: «Не он». Отец же неумолимо продолжал

— Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав

Еще одна великая мудрость. Хитрая, с подвохом, самозатачивающаяся. Это тебе не «чистота— залог здоровья». Против такой возражать — последние нервы истреплешь.

А папаша — финансист великий — уже и итог подбил:

— Блудлив, как кот, труслив, как заяц.

Уважал бухгалтер-экономист Александр Александрович Голованов пословицы и поговорки.

Юра меж тем быстро надел новенькие бутсы и сбежал вниз.

Игра снова остановилась. А как же иначе: бутсы были из темно-красной кожи, выше обычных и сплошь утыканы медными бляшками.

Славик же на это чудо не смотрел. Он присел на мяч и терпеливо выжидал, отвернувшись. Когда ребята о нем наконец вспомнили, он равнодушно пустил мяч в игру. Юра бил по мячу с радостью: Славик был повержен его великолепными бутсами. «В лаптях, говоришь?» — только и успел подумать Юра, получив очередной пас. Рядом оказался Славик. Юра чуть-чуть опередил — изо всей силы ударил по воротам.

— Мой!— диким голосом заорал Славик.

А мяч рикошетом от штанги — прямо в раскрытое на третьем этаже окно. Где-то в глубине комнаты раздался звон стекла. И голос:

— Эх, черт бы вас побрал!

Все сразу кто куда. Задержались неуверенно Юра и — из-за своего драгоценного мяча — Славик.

В окне показался Терновский с мячом в руках.

— Ваша работа?— спросил он безразличным голосом.

Они не успели ответить. Терновский прицелился и резко метнул мяч. В последний момент сделав обманный баскетбольный финт и направив его Славику. Резко и зло. Хрясь!

Мяч был мокрый.

Значит,— страшно подумать — мячом и прямехонько по аквариуму.

Юра пошел в неопределенном направлении. С одной стороны, надо было обдумать случившееся, а с другой — ну никакой мочи не было случившееся обдумывать. И еще эта песочница...

Пойти к Косте повиниться? Кое-какие деньги он скопил. Так, мол, и так, извините. Готов уплатить за причиненный ущерб. Говорят, он добрый, Костя, да кто его толком знает? Кулак его видал?.. А может, так и надо? Пусть врежет — и квиты? Не, здоров кулак...

По счастью, у отца на работе сейчас лютовала ревизия. Конечно, кому счастье, а кому и не очень. Отрц приходил поздно, был злой, усталый и крепко

ругал ревизоров Они — ревизоры — хотели уличить отца в махинациях или на худой конец в нарушении финансовой дисциплины, и все безуспешно: батя был человек идейный насчет государственного кармана. В другой момент Юра бы не преминул взять реванш. Отец ругал бы ревизоров а сын бы невинно заметил: «Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав». А отец, наверно, в ответ на это схватил бы ботинок да и запустил бы в сына. И поступил бы, в общем, справедливо.

В пятницу за чаем Юра заявил:

— Як бабе Нине в станицу поеду. Решил собирать гербарий.

— И не думай!— недоуменно, но твердо проговорила мать.

— Погоди, Веся, сказал отец.— Почему бы ему не съездить?

— Так я завтра и поеду,— заключил Юра.

— Как завтра?— заспорил отец.— Что за спешка? К таким делам надо готовиться основательно.

Он, видимо, считал, что такое счастье не должно просто вот так, за здорово живешь, даваться в руки. Его надо заслужить. Совсем замотался человек на работе. И ярко, ярко ему сейчас представлялось, как чудесно ходить босиком по берегу Миусинки (какая там зелень! На весь век хватит для воспоминаний), рвать цветы и складывать их в папку. Не то что сидеть в пыльной конторе и тысячу раз долбить упрямым ревизорам одно и то же.

— Чего готовиться? — возразил Юра.— Я там через два часа буду. Автобусом. Через неделю вернусь.

— Ну, что ж,— задумчиво произнес отец и прилег на диван, закинув руки за голову.— Мне твоя решительность где-то нравится.

Он мечтательно улыбнулся и, наверно, в этот момент мысленно сиганул с «тарзанки» в быстрые воды речки Миусинки.

— На неделю!— ужаснулась мать.

— Трех дней хватит!— вынес окончательное решение отец.— Во вторник чтобы был здесь.

В дверь позвонили. В передней затараторил знакомый женский голос. Очень много слов и почти все на букву «э»: «этический», «эстетический», «эмоциональный»... Славикова мать. Наверно, насчет аквариума. Нет, пожалуй, все эти красивые слова на букву «э» не имеют отношения к некрасивому футбольному происшествию.

— Наше будущее светило!— кивнула Стефанен-кова Юре, обаятельно и загадочно улыбнувшись

Гостью посадили пить чай. Отцу тоже пришлось сесть. Стефаненкова продолжала:

— Я говорю этой самой ихней химичке: наш разговор абсолютно неинформативен. Вы даже не потрудились сформулировать свои мысли. Какие конкретно у вас претензии *к моему сыну? Он что недостаточно интеллектуален? Или некоммуникабелен? Вы абсолютно игнорируете личностные особенности. Вот, например, с Головановым все ясно,— вдруг перешла она на русский,— он пойдет по стопам дяди, будет математиком А мой...

«Вот почему «светило»,— смекнул Юра.— Бедный папа!» Украдкой глянул на отца: тот сидел равнодушный и прямой. Но Юра знал, хорошо знал, что упоминание о двоюродном брате, московском профессоре, отцу неприятно: почему-то всем кроме, конечно, Юры и матери, отец на фоне брата казался неудачником.

— Кстати, мы тут о высоких материях, а я до