Пионер 1988-04, страница 22ставилась пшенная каша с подсолнечным маслом. Однако по волшебству отца она принимала облик разнообразных экзотических блюд. Если из каши, скажем, сделать на тарелке горку, проткнуть на вершине ложкой дыру и туда влить масло, то будет «по-мексикански» или «вулкан Попокальтепек»... Вокруг отца всегда возникала радостная атмосфера игры, сказки, приключения. Она захватывала и меня, и всю ребятню по соседству. Приходил из издательства денежный перевод. «Вулкан Попокальтепек» скрывался в туманной дымке. К воротам домика на Большой Кунцевской улице подкатывал сверкающий «линкольн» — были такси такой марки. Множество мальчишек и девчонок набивались в нарядную, просторную, с откинутым верхом машину. Ехали в Москву, катались по городу. Потом — пирожные. В дождливый день он уводил ребят в лес. «Кто сумеет так разложить костер, чтобы он загорелся с одной спички?» Своим маленьким друзьям он делал настоящие мужские подарки, вещи, которые с удовольствием покупал и для себя: компас с светящимся циферблатом, перочинный нож из хорошей стали... Учил обращаться с оружием. Не мог равнодушно пройти мимо тира. Отлично стрелял сам и насыпал ребятишкам в пригоршни свинцовые пульки для духового ружья, после которых ладони оставались восхитительно черными... Но это не значит, что Аркадий Гайдар был с детьми неизменно добр, неизменно щедр и ласков. Он мог быть строгим, суровым и, что было еще хуже,— уничтожающе насмешливым. Терпеть не мог трусов, хвастунов, ябед. Заметив, что какой-то мальчишка обижает малыша, взял его за шиворот, поднял и долго, внимательно разглядывал. Тот замер в ужасе, даже не барахтался. — Неужели же природа трудилась столько миллиардов лет, чтобы на свет появилось вот такое создание?— сказал Аркадий Гайдар, спустив, наконец, мальчишку на землю.— Иди и подумай о добре и зле и о категорическом императиве Канта! Вокруг него кипела игра, множество игр, но в каждой были свои непреложные правила. Было у нас Слово. Не «честное слово», не «честное-пречестное», а просто — Слово. Свои обещания он выполнял свято, но и ты попробуй не выполни... Никогда не торопился отказать мне в какой-нибудь мальчишеской просьбе. Подумает, прикинет: «Да, можно». Но если уж «нет», значит, излишни и просто унизительны для твоего же собственного достоинства дальнейшие разговоры. Заглядывали к нам в Кунцево друзья отца. Откуда-то из Рублева приходил Сергей Салтанов. Он был тогда вторым секретарем ЦК РКСМ. Однажды пришел вместе с Александром Косаревым, генеральным секретарем ЦК комсомола. Сначала сидели на веранде, потом пошли к волейбольной площадке, заняли очередь. Игра шла «на вылет». Не только ребят, но и своих товарищей втягивал Аркадий Гайдар в веселый розыгрыш. Константин Паустовский вспоминает: «Гайдар любил идти на пари. Однажды он приехал в Солотчу ранней осенью. Стояла затяжная засуха, земля потрескалась. Ни о какой рыбной ловле не могло быть и речи. На то, чтобы накопать жалкий десяток червей, надо было потратить несколько часов. Все были огорчены. Гайдар огорчился больше всех, но тут же пошел с нами на пари, что завтра утром он достанет сколько угодно червей — не меньше трех консервных банок. Мы охотно согласились на это пари, хотя с нашей стороны это было неблагородно, так как мы знали, что Гайдар наверняка проиграет. Наутро Гайдар пришел к нам в сад, в баньку, где мы жили в то лето. Мы только что собирались пить чай. Гайдар молча, сжав губы, поставил на стол рядом с сахарницей четыре банки великолепных червей, но не выдержав, рассмеялся, схватил меня за руку и потащил через всю усадьбу к воротам на улицу. На воротах был прибит огромный плакат: «Скупка червей от населения». Этот плакат Гайдар повесил поздним вечером...» К воспоминаниям Константина Георгиевича можно добавить и непубликовавшуюся часть его рассказа. Вскоре возле дома, к которому в обмен на рыболовные крючки ребята таскали банки с червями, появился милиционер. Прочитал плакат. «Так писать нельзя! Скупкой у населения могут заниматься представители организаций. Придется снять»,— сказал он. «А как можно?» Милиционер задумался. «Ну, если бы срочно куплю червей, тогда, пожалуй, можно. И то — через контору гор-справки...» — «Так что, снимать?» — «Червей-то у вас теперь хватит?» — «Вроде хватит».— «Если хватит, снимайте!» В поведении Аркадия Гайдара была та свобода, раскованность и нестандартность поступков, которые нередко ставили людей в тупик. Хорошим весенним днем он шел по московскому бульвару, опять при деньгах и в отличном настроении. Увидел продавца воздушных шаров, купил сначала один шарик, а потом, подумав,— всю связку: «Ребят во дворе много, пустят наперегонки, то-то будет праздник». Но если по бульвару идет человек с пестрой кучей воздушных шариков, за кого его примут прохожие? — Почем шарики? — Не продаются. — Мне голубой, пожалуйста! — Не продаются. — Шары почем, гражданин? Долго так, естественно, продолжаться не могло. Симпатичным покупателям Аркадий Гайдар начал раздавать шары бесплатно. Несимпатичным — отказывал. Позвали милиционера. Есть очень хорошие фотографии отца, однако иногда лучше просто закрыть глаза, и увидишь, как он входит, сдергивает папаху. Большой, в последние годы даже чуть погрузневший, делает несколько шагов по маленькой комнате, будто она и не тесна ему вовсе. Если все хорошо и ладно, если «елки-палки, лес густой, кончен творческий простой», светлая, с лукавинкой улыбка освещает доброе круглое лицо. — Как будем жить, уважаемые товарищи? И «уважаемые товарищи» начинают жить веселее, чем минутой раньше. Хозяйка, правда, озабочена. — Аркадий! Какие гости? У меня только вчерашние котлеты. Да и то немного. Котлеты, к общему изумлению, вновь пропущены через мясорубку. Добавлено масло. Нашинкован лук. Все это приправлено перцем... Через несколько минут паштет, украшенный зеленым листочком салата, стоит на столе... Любо ему было то же самое, что обычно любят добрые люди. |