Пионер 1989-11, страница 8
Владислав КРАПИВИН Рисунки Е.МЕДВЕДЕВА. ш торит ifm ПОВЕСТЬ Продолжение. Начало в № 10. Мальчик по имени Матиуш едет в поезде по Большому кольцу Полуострова. Мама дала мальчику прозвище Ёжики, за колючий характер. Ее нет в живых, и отца тоже. Голос мамы, записанный на магнитофонную ленту. объявляет станции. Ёжики слушает голос мамы и вспоминает прошлое. Неожиданно объявляется какое-то «Якорное поле». Такой подземной станции на Большом кольце никогда но было. Ёжики выходит на маленький подземный полустанок со старинной моделью галеона в витрине. Наверх ведет узкая плохо освещенная лестница. На одной из-ступенек мальчик находит стеклянный шар вишневого цвета. Поднявшись по лестнице, Ёжики оказывается в каком-то непонятном месте. По полю рассыпаны старинные якоря, города нигде не видно. Потом Матиуш встречает двух мальчиков и девочку— Рэма, Филиппа и Лис. Филипп выигрывает у Ёжики шар, но взамен дарит ему маленький якорек. Затем Ёжики спускается на таинственную станцию и садится в поезд. Он решает разузнать про «Якорное поле» в главной диспетчерской Большого кольца. 3. Паутина. Кантор— ...А теперь давайте про все еще раз, по порядку. Хорошо?— Заботливый голос, внимательные глаза под седыми бровями, спокойное морщинистое лицо... Сперва-то на мальчишку прикрикнули: ворвался, мешает работать, что за дети пошли! Потом примолкли, позвали вот этого. Судя по широким шевронам Дорожной сети — главного диспетчера. Он сразу попросил выйти из дежурной комнаты всех, кроме мальчика. Усадил его. Обратился на «вы», хотя нескладно притулившийся на краешке кресла посетитель в перемазанной, порванной майке, с грязными полосками на лице, с каким-то мусором в волосах — явно не тянул на роль серьезного собеседника. — ...Все. как говорится, разложим по полочкам... Вы лицеист шестого класса Матвей Радо-мир... — Да... («Господи, какая разница! При чем тут это?») — Вы говорите, что ваша мама погибла год назад, когда возвращалась на аэротакси-автомате из Вельта. Взорвался двигатель-антиграв... Да, так ему сказали. Эти двое, которые пришли тогда... Летчик и тетка из опекунской конторы... Когда взрывается антиграв, остается облачко атомной пыли. И никакого следа от человека. Разве что эмалевый медальон на серой стене в Парке памяти. Зачем он, медальон... Взрыв этот— редчайший случай. И вот же ударила злая судьба. И не кого-нибудь, а маму. И его. Ежики... Он закричал тогда этим двоим, что они врут и пусть убираются. Летчик стоял молча, закусив белые губы, а опекунская чиновница деловито совала Ежики под нос какую-то пахучую дрянь и говорила, что он должен куда-то пойти. Вместе с ней, с этой теткой... Он оттолкнул ее плечом, заперся в своей комнате, залился слезами. Случившемуся он поверил сразу, хотя и кричал, что это неправда... Не раз он видел в жутких снах, что с мамой случилось непоправимое. И просыпался с мокрым лицом, перепуганный и благодарный за вернувшееся счастье. А теперь не проснешься, не стряхнешь эту страшную черноту... А может, опять сон?! Нет... Нет, хоть голову расколи о глухую дверь. Из-за двери кричали, уговаривали, чтобы вышел. Они что? Мало им, что нет мамы, они хотят, чтобы он оставил дом! Его дом! Где все его И мамино! Он прижался к полукруглому цоколю кондиционера. Пластик был холодный... Как труба в том бункере... Как песок в красной пустыне, когда лежишь навзничь и смотришь в лиловое небо, где звезды и маленькое колючее солнце... Не надо об этом, так нечестно защищаться от горя. Это будто измена маме!.. Но как иначе выдержать, как отстоять дом?.. Всадники-итты подъезжают, смотрят |
