Пионер 1989-11, страница 9с высоты боевых седел на упавшего мальчишку. Они не ведают ни боли, ни горечи, ни страха. Они, как марсианский лед... Нет, горе не стало тогда слабее, но сжалось в тугой черный ком. Слезы остановились. Мысли стали четкими, и в руках появилась сила. Через окно он выскочил в сад, ухватил из травы шланг, подключил к вентилю большого давления. Протянул резиновую змею к себе в комнату, с медным наконечником наперевес вышел в холл. «Уходите...» «Мальчик! Мы понимаем, что...» «Уходите. Это наш с мамой дом». «Но...» Тугая струя вымела из крытого стеклом холла чужих людей. Тогда он сорвал на щитке пломбу и включил силовое поле... — Да, мне сказали...— прошептал он.— Что она... — Я понимаю, вам тяжело, хотя и время прошло... Вы говорите, что ваша мама работала у нас в системе консультантом и что это ее голос записан для объявлений на кольце... Да, замечательный голос... И сейчас ты услышал его на какой-то новой станции? — Да! — Ежики дернулся вперед. Но послушай, мальчик...— Диспетчер мягко перешил на «ты».— Я понимаю, тебе хочется такого вот... чуда, одним словом. И ты решил, что ее записали недавно, да? Господи, боже ты мой... По-твоему, значит, тебя обманули, и мама где-то прячется? Но зачем это? Подумай... Он думал! Пока бежал и ехал, столько было горячечных мыслей, что болью и звоном отдавались в голове... Может, она попала в аварию и стала калекой и хирурги бессильны, и она не захотела жить с сыном, чтобы не пугать его уродством... Или встретила какого-то человека, полюбила его, и они решили пожениться, а человек этот не хочет, чтобы у нее был сын... Дико думать такое про маму, но все это было бы в миллион раз лучше, чем ее совсем нет на свете... Ну, пусть она не хочет его видеть, лишь бы она была!.. — Малыш,— неуверенно сказал диспетчер.— Ну как тебе объяснить? Ты ведь уже не маленький... Ежики не заметил этой нелепицы «малыш не маленький». Он сказал тихо и отчаянно: — Голос-то ведь есть. Откуда он взялся? — Голос... Да акустический компьютер смоделирует по образцу любую речь. Чтобы не отличалась от других объявлений. — Нет...— Ежики упрямо махнул волосами (и полетели семена-парашютики).— Так не смоделирует, это живой голос. Ну, зачем компьютер станет делать вдох между словами? Сперва «Якорное», потом... такое короткое дыхание и тогда уж — «поле о... — А... что это за слова? — Ну, название станции! Я же объясняю... — Постой, мальчик...— Диспетчер нагнулся к нему так быстро, что Ежики, словно защищаясь, вскинул коленки, вдавился в кресло,— Послушай, малыш... такой станции нет. — Как это нет?! — «Якорное поле»? -Да! — Нет. Ты что-то... путаешь, наверно... Но я был там только что! Она перед «Площадью карнавалов"! Маленькая такая станция, с окном и кораблем! А наверху поле и якоря!.. Ежики хотел уклониться, но диспетчер все же дотянулся, большой холодной ладонью потрогал ему лоб. Вы что, думаете, я больной? Диспетчер вздохнул: — Думаю, зачем ты морочишь мне голову? — Вы сами морочите мне голову! — Ежики крикнул это с дерзостью отчаяния. Вскочил, Диспетчер смотрел внимательно и печально. Ежики обмяк, прошептал: — Можно же убедиться, тут ехать три минуты. Сразу за Площадью карнавалов»... Ой, нет. надо сперва назад, до «Солнечных часов», а потом обратно... — Почему? спросил диспетчер строго и чуть насмешливо. — Ну... там же, на «Якорном поле», только один путь, линия «Б»... Там маленькая станция, даже поезд весь не влазит...— Под взглядом диспетчера Ежики совсем сник. Но тут же сердито вскинулся:— Вы сами должны знать, вы главный!.. — Угу...— неопределенно отозвался тот. Посиди минутку, я кое-что выясню...— И вышел. «Зачем он скрывает? Военная тайна? Но в нынешнее время уже не бывает военных тайн... Никакой компьютер так не сделает мамин голос...» Но надежда становилась все меньше, а тоска была большая. И пусто было, тяжели и тихо. Лишь еле слышно гудели за могучими стенами поезда. Диспетчер вошел. Ежики опять сказал ему сквозь подобравшиеся слезы: — Можно же поехать и проверить... — Да зачем же ездить-то? Смотри...— Во всю стену диспетчерского пункта засветилась схема путей. Желтая паутина — Внутреннее, Среднее кольцо и Большое кольцо, ломаные линии частых радиусов. И в этой паутине, как разноцветные мухи, быотся огоньки станций. С красными буквами названий. Иди сюда. Ежики через силу подошел. — Смотри: вот «Площадь карнавалов», вот «Солнечные часы»... Где здесь «Якорное поле»? Не было «Поля». — А, может, в другом месте? — сказал диспетчер.- Пожалуйста. Набери название сам. Светящиеся клавиши пульта плохо были видны сквозь мокро-липкие ресницы. Ежики промор-гался. без всякой надежды набрал по буквам: «Я-К-О-Р-Н-О-Е П-О-Л-Е». Пискнуло в динамике, зажглось на экране: «Извините, такой станции нет...» — Но она же совсем новая...— прошептал Ежики. — Надеюсь, ты не думаешь, что новую станцию могут не подключить к сигнальной сети? Именно так он и думал! Но ничего не сказал. Светящаяся схема путей нависла над ним и словно придвигалась. Будто хотела опутать клейкой паутиной... Она была лживая, эта схема! Ежики так и хотел крикнуть. Но горло распухло от подступивших слез. Он закашлялся. Поплыло в глазах. Ежики шагнул назад, опять сел. Уперся лбом в ладони, локтями в колени. Жалким клочком мотнулся у плеча полуоторванный рукав. Ведь именно там, на станции, он порвал майку! На лестнице! Значит, лестница есть! Станция есть! Он поедет сейчас туда опять, увидит, докажет себе и другим! Он хотел это яростно бросить диспетчеру, вскинул на него мокрые глаза. Но диспетчер смотрел мимо Ежики, на дверь. Сказал торопливо: — Да-да, прошу вас...
|