Пионер 1990-08, страница 48крышу и дымоход в камине,— произнесла она вслух, когда Луненок зашевелился в мешке, и добавила: — Какое счастье повернуть голову и увидеть того, кого ищешь. — Ох, ох, ох,— охал Луненок, у которого голова болела от удара и потому не воспринимала философских рассуждений Канеллы. — Выше голову,— утешала его бравая старуха.— Посмотри на меня, вынужденную тащить гебя на своих плечах. Расскажи-ка лучше, как ты здесь очутился! — Я должен идти на Круглый Холм,— начал объяснять Луненок.— Но он все время скрывается от меня за каким-то горизонтом. Ты знакома с ним? — Знакома.— Старуха еле языком шевелила от лени.— Ты должен знать, что горизонт обычно лежит, развалившись и грея пузо, но иногда на него находит каприз, и он выгибает спину, или подгибает ноги, или бежит, как угорелый, от того, кто слишком торопится до него добраться. — Действительно, странный этот горизонт,— заметил Луненок. В этот момент они вступили в Город Специй, с домами из белой соли, а дорогами — из желтой. Жители этого города всегда хотели пить. Несмотря на это, они были хорошие люди, хоть и ленивые. Крыши и двери их домов, а также тротуары были из черного перца. Все специи привезены из дальних земель. Старуха вошла в один из дворов и сбросила мешок с Луненком в небольшой сарайчик, где находилась утка с утятами. — Я съел бы чего-нибудь,— обратился Луненок к утке,— я голоден. — Здесь никто не бывает голодным,— ответила утка.— Здесь все хотят пить. Но, не дай бог, пойдет дождь: смоет весь город. — Так я тоже хочу пить! Я хочу молока! — Спать! — приказала старуха.— Ночь на носу. Спать. Она привязала его цепью к деревянной ноге, погладила по голове и уснула на лавке у камина. Луненку вовсе не улыбалось сидеть у старухи на привязи. Надо было что-то делать. И он шепотом позвал своих товарищей. Коротко посовещавшись и выработав план действий, инструменты споро приступили к делу. Начали Щипцы. Они открыли рот и, со всей силой вцепившись в деревянную ногу старухи, откусили ее напрочь. v — Кто там кусает мне ногу? — сквозь сон пробормотала старуха. Она хотела открыть глаза и посмотреть, но ей лень было это сделать. Молоток стоял наизготовку, чтоб ударить по другой ноге старухи. Напильник и Рашпиль оттащили подальше откусанную ногу, Пила принялась распиливать ее на кусочки. — А, вы ремонтируете мне ногу! — догадалась старуха и снова уснула. Как только нога превратилась в груду мелких деревяшек, Луненок сбросил перепиленную цепь, вскочил, схватил торчавшую из мешка ногу старухи и занес над ее головой. — Не надо! —закричали инструменты разом. От их крика старуха проснулась. — Негодяй! — заорала она.— Разбойник! Луненок и инструменты выскочили из дома. Вслед им неслось: — Воры! Воры! На помощь! — Верхом! —крикнули Колодки. Луненок вскочил на одну из них, инструменты —• на другую, и помчались, разбрасывая в стороны дорожную соль, проскочив террасу и спальню ка-кого-то домика, где сидел старичок со стаканом воды, вышибли у него из рук стакан и выпрыгнули в окно. Через несколько минут они уже вырвались на пересохшие без влаги поля. За их спиной таял Город Специй, растворяясь в воде, пролитой из стакана старика. Отбежав подальше, друзья присели перевести дыхание. — Почему вы так смотрите на меня? — полюбопытствовал Луненок. — Потому что так нельзя себя вести,— угрюмо глядя в землю, объяснил Молоток. — Как? — Как ты,— вмешались Щипцы.— Схватил старухину ногу и на нее же и замахнулся. — Здравствуйте! — изумился Луненок.— Вы ей ногу отпилили, а я только замахнулся! Вам можно, а мне нельзя. — Мы сделали это ради свободы. Твоей и нашей. А замахиваться просто от злости нельзя, надо держать себя в руках. — Сначала надо подумать, а уж потом делать! И на столе все стекла перебил, просто чтоб побе-зобразничать! — Мотай на ус, а то вырастешь пустым местом! Луненку надоело слушать нравоучения. Притом он не раз уже слышал: вырастешь задирой, подрастешь — узнаешь. А между тем он не рос. Ну совсем, ну нисколечко. И он окончательно расстроился: — Какой я несчастный! И тут же услышал голос Камня, на котором сидел: — Ты не несчастный, а глупый. Не ожидая ничего подобного, Луненок вскочил: — Извините, если б я знал... — Я не о том, что ты сел на меня. На мне сидели пятнадцать королей, сто фрейлин и несчитанное количество рыцарей и воров. Я о другом. О том, что ты не должен считать себя несчастным. Ты можешь ходить, где хочешь. Я сто тысяч лет смотрю на холм передо мной, и ты даже не догадываешься, сколько б я дал, чтоб увидеть, что за ним. — Если б вы не были таким тяжелым, я перенес бы вас на другую сторону! — Камень прав,— вмешался в разговор Холм.— Я тоже миллион лет торчу под этим солнцем. А ты господин сам себе, можешь идти, куда пожелаешь... — Зато вы все знаете,— вздохнул Луненок. — А что толку! — вступила в разговор Река,— Ты пойдешь дальше и постепенно тоже узнаешь все, а мы останемся здесь. У нас, деревенских жителей, трудная жизнь. — Можно подумать, у нас, городских, легче,— проворчали Щипцы. — Что тогда говорить мне! — вмешалась Груша, стоящая на вершине Холма.— Я всегда на ногах, а на голове эта огромная корзина с фруктами. Сеньора Река, вы не представляете, как это тяжело. — Кстати, сеньора Река,— вмешался Молоток.— Вы течете везде, вы случайно не заметили, не проходила ли где-нибудь Черепаха? — Последний раз я видела ее лет сто назад,— 54 |