Пионер 1990-12, страница 18

соблазна! — подобралась всем телом и прыгнула на песок. Лапы ее выбили рыжие фонтанчики песка. Мальчишки завизжали от восторга и помчались вдоль воды, собака неслась следом, высоко вскидывая зад. А мы с Марьянкой смеялись, наблюдая, как мальчишки пытались обмануть собачьего приятеля тормозили на песке и круто поворачивали вспять. Собаку проносило мимо, недоумение не сразу останавливало ее, она крутила башкой, оглядывалась на хохочущих мальчишек и снова неслась за ними.

Но улица за нашей спиной ожила, мы оглянулись и увидели в ее начале наш экипаж, он приближался быстро, разбивая заповедную тишину. Возчик глыбой сидел на обычном месте, управляя лошадью. Зато необычным пассажиром была не терпевшая конной тяги Зина Илларионовна. Лицо ее сначала маячило бледным пятном.

— Ага, вот вы где! А ну немедленно в санаторий!..

Мальчишки стояли разинув рты, собака дружелюбно облаяла Зину, встряхивая вислыми ушами, как тряпками.

— Чья собака? Уберите собаку! — требовала Зина Илларионовна.— А, Мельникова-Печерского к тому же читаете?

Александра перекинула на грудь сумку с запретной книгой.

— Чего вы на них орете?— недобро крикнул кто-то из мальчишек в 3инину спину.— Они же в воду не прыгали!..

Зина не оглянулась, она, как пастух, шла за нами следом. Ей приходилось приноравливаться к нашей скорости, я честно пыталась прибавить ходу, но руки срывались с ободов и суета рук ничего не меняла. Она торжественно довела нас до кабинета главного, бросила нам вслед солдатское словечко «Самоволка!» и прикрььпа дверь.

Марк Кузьмич устало поднял голову, посмотрел на нас, вздохнул:

— Опять вы...

И вдруг оживился.

— Осенью пахнет! Ах ты, опять осенью!.. А я забываю о времени, все как-то, понимаете, некогда...

Александра вытряхнула из книги прямо на стол ворох еще не засохших, пахнущих сыростью листьев. Марк Кузьмич грел их в руках и жадно вдыхал их запах.

— Мельников-Печерский?— Он взглянул на Александру.— Ну что ж, я «Смерть Ивана Ильича» читал в восемь лет...

5

За несколько дней до отъезда дворник Петрович любезно распахнул перед нами калитку. Впереди осторожно двигались на костылях Марьянка и Александра, сзади суетилась Павла, по очереди подталкивая коляски — мою и девчонки-совы, у которой оказалось звонкое, как удар колокольчика, имя Динка.

Зина Илларионовна раскинула перед нами руки:

— Куда?

Павла прикрыла нас широкой спиной и ласково пояснила:

Та у гости позвала девчаток. По дому девчат-ки соскучились...

— Кто разрешил?

Петрович растерянно топтался у калитки, не зная, проявить ли великодушие и выпустить нас

на волю или не ослушаться Зину Илларионовну.

— Главный и разрешил.— Павла с легкой доверчивостью смотрела в переносицу Зине.— Сказал: «Та берить их. Павла, вам доверяю этих пигалиц...»

— Именно вам?— Зина Илларионовна стояла перед нами тяжелая, громоздкая.— Несколько лет назад это бы назвали вредительством. Вы понимаете? А сегодня — вседозволенное безумие...

Павла молча переступала с ноги на ногу. Мы переглянулись и тихо двинулись на Зину, теснили ее к воротам, и она пятилась, глядя на нас удивленно. Ей пришлось отступить, и Петрович радостно кинулся к калитке, деликатно распахнул ее перед нами, склонил голову. Павла металась между двух колясок, а старший воспитатель, ухватившись за металлические прутья, крикнула:

— Что вынесут дети из вашей обители?..

Павла не услышала — колеса гремели на выбитой, искореженной дороге, а мы не оглядывались, но долго ощущали затылками Зинин пронизывающий взгляд.

Павла пробовала толкать сразу обе коляски, но ничего не получалось.

— Замотали вы меня, голосистаи! Как ошпаренная мечусь промеж тачками!..

Настройщика я увидела издалека. Маленький, толстый, он странно петляющей походкой шел навстречу, и, когда приблизился, в его глазах стала заметна растеряшюсть. Он узнавал и не узнавал нас. Видно, за санаторскими окнами мы выглядели как-то иначе. И только ухватив взглядом рыжую Марьянку, успокоился. Шагнул в сторону, навстречу, едва мы поравнялись. Павла не успела затормозить, и коляска ткнулась в толстяка, но он не отступил, только потер ушибленную коленку, снял помятую временем шляпу, склонил лысую голову перед Павлой и глянул светло и добро.

— Эт-то вы?— почему-то заикаясь, спросил он, и непонятно, к кому были обращены его слова к нам или Павле.

— А вы больше не настраиваете музыкальные инструменты?— громко спросила Марьянка, странно обретавшая смелость при виде этого человека.

— Почему вы так решили?—г удивился настройщик, не умея погасить в себе печаль.

Вы теперь не ходите мимо наших окон!..

Он виновато улыбнулся, торопливо нахлобучил на блестевшую лысину шляпу, и за него как-то стало спокойнее — воздух поздней осени был ненадежно прогрет солнцем.

— Нет, инструменты я настраиваю — профессия! — Он развел руками и посмотрел на Павлу.— Просто пришлось выбрать несколько иной маршрут...

— Да простите вы меня, дуру, за ради бога! — закричала Павла громко и покаянно, прохожие оборачивались на ее крик.— То я ж думала: лиходей!..

— Я понимаю...— Он, как мог, оправдывал ее, все-таки робея, неуверенно предложил:— Я могу помочь.

— А давайте! — обрадовалась Павла.

Настройщик подпрыгнул, радостно потер руки

и, обежав полукруг, занял за моей спиной освободившееся место и толкнул коляску. Дело пошло веселее, теперь мы с Динкой двигались рядом и могли взяться за руки.

— А ось туточки я и живу, мил человек,— счастливо, чуть задыхаясь, говорила Павла,- Ось туточки. Только улицу минуть...

16