Пионер 1993-05-06, страница 6

Пионер 1993-05-06, страница 6

поэтов не может не меняться.

Но как бы не случи.юсь при этом, чтобы Маяковский — поэт революции не оттесни.1 в нашем сознании Маяковского — революционера в поэзии.

Многие стихи «агитатора-горлана-главаря», написанные на злобу дня, стали достоянием истории, документами и примет а.чи времени, в котором жил и творил поэт.

Но есть и другой Маяковский, решительно отбросивший традиционный стих и проложивший в Страну Поэзию свою собственную тропу. Автор глубоких, прекрасных стихов. О Человеке. Его мятущейся душе. О жизни, полной сомнений, тревог и надежд. О любви. И этот Маяковский продолжает жить в нашей памяти независимо от политических пристрастий поэта.

Н. Т.

Владимир МАЯКОВСКИЙ:

«Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?»

Владимиру Владимировичу Маяковскому — 100 лет.

Круглая дата. Но что-то не видно полагающейся в этих случаях юбилейной суеты. Может, потому, что время не очень веселое? И поэтому, видимо, тоже. Но не только.

В наши дни, когда критически переоанысливается российская история XX века, отношение

к революционнейшему из

А ВЫ МОГЛИ БЫ

Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы

на флейте водосточных труб? (1913)

ПОСЛУШАЙТЕ!

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет,

чтобы они были? Значит — кто-то называет

эти плевочки жемчужиной? И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к Богу, боится, что опоздал, плачет,

целует ему жилистую руку, просит —

чтоб обязательно была звезда! — клянется — не перенесет эту беззвездную муку! А после

ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!»

Послушайте! Ведь, если звезды зажигают —

значит — это кому-нибудь

нужно?

Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами

загоралась хоть одна звезда?! (1914)

ЛИЛИЧКА!

Вместо письма

Дым табачный воздух выел. Комната —

глава в крученыховском* аде. Вспомни —

за этим окном впервые руки твои, исступленный,

гладил.

Сегодня сидишь вот, сердце в железе. День еще — выгонишь, может быть, изругав. В мутной передней долго

не влезет

сломанная дрожью рука в рукав. Выбегу,

тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась. Не надо этого, дорогая, хорошая,

дай простимся сейчас. Все равно любовь моя — тяжкая гиря ведь — висит на тебе, куда ни бежала б. Дай в последнем крике

выреветь горечь обиженных жалоб. Если быка трудом уморят —

* Имеется в виду поэма А. Крученых и В. Хлебникова «Игра в аду».

он уйдет,

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и плачем

не вымолишь отдых. Захочет покоя уставший слон — царственный ляжет в

опожаренном песке. Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. Если б так поэта измучила, он

любимую на деньги б

и славу выменял, а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего

любимого имени. И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над

виском нажать.

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие

ни одного ножа. Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую

любовью выжег, и суетных дней взметенный

карнавал

растреплет страницы

моих книжек... Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?

Дай хоть

последней нежностью

выстелить

твой уходящий шаг. 26 мая 1916 г. Петроград

6