Техника - молодёжи 1935-04, страница 17

большие камни. Тогда я снял нижний капот мотора, привязал к нему веревки, — получилось что-то похожее на салазки, и мы все направились за камнями. Набрали килограммов 60 камней, лямки через плечо, и пошли обратно. По снегу тащить легко, а по гальке значительно труднее. Наше путешествие продолжалось четыре часа, потому что каждые 100—200 метров приходилось останавливаться, делать передышку. В конце концов мы дотащили камни, уложили у самолета и принялись подрывать снег — освобождать крыло. Насколько мы были благодарны морозу в первый момент, настолько мы все негодовали сейчас. Образовалась кора, и ее пришлось резать ножами. Это была очень трудная работа. Ручка у одного ножа сломалась— теперь остался только один нож; работая, мы натерли мозоли. Наконец, подложили камни под центр оси, и машина стала давать осадку. Расчет мой оказался правильным. По мере того как машина ложилась на ось, башмак становился на свое место. Снег из-под крыла мы вышибли, и машина всей своей тяжестью села на шасси.

Мы очень волновались, когда освободили крыло от снега, — а вдруг лонжерон не выдержит, и машина вновь сядет. Но лонжерон выдержал, хотя немного и прогнулся. Не испытав предварительно, мы не рискнули лететь. Я начал за крыло раскачивать машину, давить вниз,—лонжерон выдержал, и только после этого испытания мы решились лететь.

На следующий день с утра установилась хорошая погода. Греем воду в баке из-под бензина. Ставим подогреватели на мотор. В течение всего ремонта меня не покидала мысль — удастся нам запустить мотор или нет. Амортизатора у нас нет, сжатого воздуха тоже нет, а 4 человека после четырех дней тяжелой /работы и довольно скудного питания многого сделать не могли. И только благодаря наличию большой лампы и нагреванию воды ДО кипячения, и тому, что час с лишним у нас горели подогреватели, — при попытке запуска, — мотор заработал. Вот была радость! ..

Запустив мотор, мы с Фарихом выбрали место для полета, сделали вехи, на протаявшее место стали носить снег, освобожденный из-под крыла самолета, и, наконец, сделали дорожку для полета. В последний момент у нас

опять небольшое огорчение, — к лыжам примерз снег, и самолет не может сдвинуться с места. Мы с Ивановым стали раскачивать машину, и с большим трудом нам удалось сдвинуть ее с места. Когда машина тронулась, Фарих уменьшил газ, мы с Ивановым сели на ходу, но машина остановилась. Тогда я решаюсь проделать такой эксперимент. Вылезаю и раскачиваю машину за хвост, машина трогается. Фарих, не остана-вливясь, делает оборот и приближается навстречу мне. Петров держит лимузин открытым. Я взбираюсь на крыло, лимузин еще не закрыт, нога моя торчит в воздухе, Фарих дает полный ход, но самый тревожный момент я не успел пережить, — я уселся нормально в самолет, когда машина уже была на высоте, 100 метров от земли. Мы взлетели благополучно.

Мы летим на высоте 100 метров, по берегу видимость хорошая, скорость 150 километров. Минут через 15 полета мы заметили вдали радиомачту бухты Роджерса.

Шум мотора уже услышали, высыпал народ, от радости люди бегали, как сумасшедшие. Но оказалось, что некоторые бегали не только от радости, но и от растерянности и незнания, куда посадить машину, так как лед, который с высоты казался нам подходящим для посадки, оказался лишь застывшей при последнем морозе водой. Зимовщик Демидов как человек авиационный (он был заброшен на остров специально для приемки самолетов) страшно волновался, видя, что Фарих подходит, намереваясь сесть в том месте, где лед был настолько тонок, что не мог выдержать самолета. Демидов, наконец, находит

Наша задача состояла в том, чтобы машину как-то „вывесить"

(приподнять), для того чтобы освободить шасси.