Техника - молодёжи 1936-09, страница 46

Опыт Ньютона с разложением белого цвета на его составные цвета.

ную с одного края подзорной трубы. Эта труба с щелью называется коллиматором. Нетрудно догадаться, что коллиматор служил для той же цели, что и ставень с отверстием в темной комнате Ньютона.

Из коллиматора лучи падали на призму, накрытую ящиком из-под сигар. Чтобы свет туда извне не попадал, Кирхгоф оклеил ящик изнутри черной бумагой.

Призма отклоняла в сторону лучи, которые шли из щели, и получался спектр. Этот спектр Кирхгоф и Бунзен наблюдали через вторую зрительную трубу, так, как делал в свое время Фраунгофер.

Вплотную около щели коллиматора была поставпена горелка Бунзена. Она давала жаркое пламя, более горячге, чем расплавленная сталь. И, однако, свет этого пламени был настолько бледен, настолько бесцветен, что почти совершенно не давал спектра.

Картина сразу резко, изменилась, когда Бунзен стал вводить в пламя горелки кусочки различных веществ. Первым делом он взял чистую поваренную соль, которую химики называют хлористым натрием, так как она состоит из хлора и натрия. Бунзен захватил на чистую платиновую проволоку кусочек этой соли и вставил ее в пламя. Тотчас же пламя стало иркожелтым. Кирхгоф припал глазом к зрительной трубе.

— Я вижу рядышком две желтые линии, — сказал он, — больше ничего нет. Темный фон, и на этом фоне две желтых полоски.

Точь-в-точь такие же желтые линии получались и от других соединений натрия.

Дело было совершенно ясно: в пламени бунзеновской горелки натриевая соль разлагалась, натрий превращался в раскаленные пары, они-то и светились желтым светом.

Когда натриевая соль полностью улетучилась из пламени, оно опять стало бесцветным. Тогда Бунзен хорошо промыл и прокалил платиновую проволоку, а затем набрал на нее несколько крупинок соли калия и вставил в пламя.

Пламя окрасилось в нежно-лиловый цвет. Снова Кирхгоф припал к трубе.

Несколько секунд длилась тишина.

— Что там получается, Густав?—спросил Бунзен.

— Я вижу на черном фоне одну фиолетовую линию и одну красную. А между ними почти сплошной спектр без отдельных ярких линий.

Соли лИтия давали по одной яркой красной линии и менее заметной оранжевой.

В спектре солей стронция бросались в глаза одна яркая голубая линия и несколько, тёмнокрасных.

И так у каждого элемента.- Раскаленные пары каждого химического элемента, оказывалось, испускали лучи строго определенного цвета, и призма отклоняла эти лучи на строго определенное место.

Но Кирхгоф и Бунзен еще не знали самого главного: каков будет спектр пламени, если в него внести сразу несколько различных солей, скажем, соли натрия, калия и лития.

Было решено немедленно провести хотя бы один опыт со смесью. Обоим не терпелось узнать, можно ли определить по спектру состав вещества, в которое входит много разных элементов.

Наступала решительная минута. Кирхгоф ходил по комнате взад и вперед. Бунзен, как всегда с виду невозму-4-4 ^ТИ«^Ыи тщательно и долго смешивал вместе несколько со-лей. Наконец, он зачерпнул проволочкой несколько кру

пинок смеси и сунул в' пламя. Пламя окрасилось в ярко-желтый свет: это натрий забивал все другие вещества.

А что «оказывал спектроскоп?

Кирхгоф долго смотрел в трубу. Было тихо. В пламени потрескивали соли. У Бунзена чуть-чуть подрагивала рука, в которой он держал проволочку.

— Густав!-—позвал он.— Что там получается?

— Что получается? Я могу тебе сказать, какие соли ты намешал: у тебя в смеси есть натрий, калий, литий... и еще стронций.

— Это невероятно! Именно эти вещества я и смешал.

Бунзен закрепил проволочку в стойке и тоже заглянул

в трубу. Вот что'он там увидел: все яркие линии сияли отдельно, каждая на своем месте; яснее всех выступала двойная желтая линия натрия, но и фиолетовая линия калия, и красная лития, и голубая стронция — все отчетливо светились в разных частях широкой разноцветной полосы спектра.

Так Кирхгоф и Бунзен открыли новый способ, по которому можно, было легко и быстро обнаружить присутствие отдельных элементов я сложном веществе. Раскаленные пары каждого элемента давали а пламени бунзеновской горелки определенный световой луч. Призма отбрасывала лучи, испускаемые каждым элементом на различные места спектра, и ни один цвет поэтому не мог замаскировать другой.

Этот новый способ Кирхгоф и Бунзен назвали «спектральным анализом».

ПОДВИГИ ВЕЛИКОГО СЛЕДОПЫТА Волшебный инструмент оказался в руках Бунзена и Кирхгофа. Легко и просто он раскрывал тайны мира. И оба друга без :устали действовали этим инструментом, радуясь все новым и новым открытиям.

Спектроскоп оказался таким тонким, таким чувствительным аппаратом, что по сравнению с ним даже самые сложные и точные весы, на которых можно было взвесить крошечную песчинку, выглядели уже топорными и грубыми.

Знаете ли вы, сколько натрия долиiho попасть в племя бунзеновской горелки, чтобы в спектроскопе появилась двойная желтая линия?

Кусочка натрия или натриевой соли, который весит' в три миллиона раз меньше, чем миллиграмм, вполне достаточно, чтЬбы пламя горелки пустило желтый луч в щель спектроскопа.

Представляете ли вы себе, что значит одна трехмиллионная часть миллиграмма?

Растворите в стакане чистой, дестиллированной воды щепотку поваренной соли весом в один грамм, разбавьте этот раствор в четырехведерной бочке, зачерпните из бочонка стакан воды, перелейте его в сорокаведерную бочку, возьмите из этой бочки, наконец, одну только каплю, -— тогда в этой капельке как раз будет всего одна трехмиллионная часть миллиграмма натриевой соли.

Вот какое невероятно малое количество натрия может быть обнаружено в пламени спектроскопом.

Надо ли удивляться тому, что Фраунгофер, а за ним и другие ученые находили желтую линию в спектре любой лампы и любой свечи? Это натрий давал там желтую линию! Миллионные доли миллиграмма поваренной соли наверняка отыщутся и в ламповом фитиле, и в свечном сале, и где угодно.

Натрий появлялся отовсюду. Прикоснется Бунзен пальцем на секунду к чистейшей платиновой проволоке' _г-уже на платину незаметно перешла соль, потому что человек всегда выделяет через кожу пот, а пот соленый.

Достаточно было хлопнуть запылённой книгой недалеко от зажженной горелки Бунвена, и в бесцветном пламени тотчас же проскакивали желтые искры, а спектроскоп отмечал появление натриевой соли желтой линией. Откуда же, спрашивается, в книге натрий? Из океана. Ветры, дующие с моря, захватывают мельчайшие, микроскопические брызги соленой морской воды и заносят невидимые частицы натриевой соли на тысячи километров в глубь материка. Эти крошечные крупинки пляшут в воздухе с пылью и повсюду оседают вместе с ней. Вдуньте пылв в пламя бунзеновской горелки, и спектроскоп сейчас же доложит: есть натрий!

Чуть ли не в каждом веществе, хотя бы и в самом чистом, отыскивались какие-нибудь загрязнения. В иных, казалось бы, не было и не могло быть никаких посторонних примесей, а спектроскоп уверенно разоблачал эти мнимо-чистые вещества и доказывал: неправда, есть примеси. Хоть и слабые примеси, может быть, с тысячную или миллионную долю грамма или даже того меньше, но все же они есть.