Техника - молодёжи 1936-11-12, страница 112

Николай БЕЛЯВСКИЙ

Рисунки худ. Дмитлага Глеба КУН

В олодька Изумруде Академиком и Леней Кротом, получившим эту кличку за 'неказистую рожу, -глушили портер в пивной возле Сухаревки.

На залитой клеенке стола, подле опорожненных бутылок, пестрела закуска — все, что могло противопоставить шальным деньгам это незатейливое заведение.

К столику подошел худощавый мужчина с выцветшим лицом, отмеченным родимым пятном, в засаленном, прорванном на локтях пиджаке.

— Не откажите в стаканчике пива, — залебезил подошедший, оглянувшись, словно боясь, чтобы его просьбу не услышали за .соседними столиками.

Затем, не дождавшись приглашения, .подсел. Налитый стакан задрожал в его длинных исхудалых пальцах-.

— Видать, обнищал парень, — шепнул Крот, — может возьмем в помощники.

— Вы что — безработный? — спросил Академик.

Незнакомец на минуту замялся.

— Я — князь Мещерский, — тихо 'сказал он. — У отца особняк был на Пречистенке... имение тоже было. Я-то, впрочем, не воспользовался. Революция захватила. А на отца, видите, «идейность» напала: Россия, говорит, гибнет. Мы — отпрыски старинной семьи. И деды и прадеды у кормила государева стояли. Нам последним и покидать гибнущее судно... Пропутался отец у Деникина да Врангеля и улизнул за границу. А я остался... в НЭП служил конторщиком

в частной торговле. Из уважения устроили. А' теперь торговлю прикрыли... Вы, — прервал он свой рассказ, — наверное, не станете докушивать колбас^.

— Ив помощники не годится, — шепнул Изумруд. — Князья по-нашему воровать не умеют. Да и, видать, этот продаст за грош.

— Вот что, — обратился он к Мещерскому, поднимаясь. — Мать моя, прачка, как раз возле вашего особняка жила. Только ни мне, когда я пацаном был, ни матери из того особняка и куска хлеба не перепало.

Остановил проходившего мимо официанта:

— Получи с нас, а вот на этот червонец накорми и напои князя. Понял? Считаться нам с ним не на чем. И те деньги, что era батька при себе держал, и эти, что сквозь наши пальцы текут, не горбам заработаны.

Разные дороги привели Во-лодьку и князя Мещерского на строительство канала. Но свою лагерную жизнь начали они одинаково.

Каждый про себя решил: «пускай медведь перековывается». Каждый давно уже раздавил стыд и ловчил, как умел.

Князь, изведавший долю прихлебалы у своего прежнего дворника, прошедший попрошайничество и нищету, утратил способность стыдиться даже и самого себя. Обрюзгший, опустившийся, он избегал только одного — встречи с такими же, как он, осколками.

Как знать, вдруг случится несбыточное, история повернет колесо и соберутся снова те, что помнят гордых князей Мещерских...

А Изумруду еще с детских лет некого было стыдиться. Не тех же, кто обзывал его мать потаскухой, кто за украденный гривенник избивал его до потери сознания?

В изоляторе снова свела их судьба.

Изумруд попал за взлом вещевой каптерки, Мещерский- — за подделку рабочих сведений.

— Ну, князь, обвыкся в гере? — не скрывая снисходи тельной улыбки, опросил Изум РУД-

— Мне к этой жизни привык нуть невозможно, — шло и не хотя 'Ответил Мещерский.

Шел апрель. На участке кон чали шлюз, укладывали кубо метры теплого, дымящегося бе тона.

В изоляторе они сидели вдвоем.

— Изумруд, дай бычка, — попросил князь, не сводя жадных глаз с дымящейся изжеванной цыгарки, — и князем меня не зОви, — прибавил он, — пусть меня здесь за такого же, как и ты, жулика считают.

Изумруд пренебрежительно усмехнулся.

— Не, паря, чтобы жуликам таким быть, надобно азарт и смелость иметь. А этакую жизнь, как у тебя, и вброд перейти не трудно.

98