Техника - молодёжи 1936-11-12, страница 113

Прошло три недели. Изумруд и князь снова оказались в одном бараке.

С товарищами Изумруда творилось что-то непонятное. Витька стал начальником отряда. На гимнастерке у него значок ударника. Петька Селезнев после шести месяцев курсов теперь прораб по бетонным работам, целый день между гравиемойкой, бетонным заводом и блоками мечется. Да и вся бригада тридцатипятников вкалывает почем зря, «вчистую» отхватывает по 150 процентов.

И получилось у Изумруда непонятное положение.

Тачкой для видимости тарахтеть да на перекурках отыгрываться — у своего же брата на шее сидеть будешь. И выйдет, что он, Володька Изумруд, не с самостоятельным жульем заодно, а с князем и последней шпаной в одну дудку дудит. А бригадир пристает:

— Я жулик не хуже тебя, а вот накручиваю. Бригада к знамени пробивается. Что не доделаешь, все равно за тебя выполним.

Видит Изумруд —поотстал от жизни. Один остался. Да и податься некуда. Решил: пора за ум браться.

Пришлось ему на первых порах приналечь. Работает, а самому странно:

Лия

«Ты ли это, милый друг Володя Изумруд, тачки с бетоном катаешь?»

Но в работу влип, — последним в ряду топтаться не след.

Так и добрался Изумруд до звания ударника.

А тут постановление партии и правительства о канале в газете прочел. И как личную радость принял. Раз работаешь, приятно знать, что не на захудалую работенку поставлен.

Да еще начальник участка в разговоре прошлое разворотил, до самого сердца достал. Расспросил про жизнь, про детство и говорит:

— Видишь, Терентьев, живи твоя мать, работницей была бы советской власти, почетом пользовалась бы...

И зумруд еще раз прощупал взглядом выступавшие из опалубки серокаменные бычки плотины, котлован, опустившийся ниже уровня реки, в котором вот уже три месяца работали под защитой перемычки.

Сейчас, кроме него и задержавшихся в котловане Коротко-ва и Гусева, уже никого не было.

Вода, выбившая дооку обшивки, уже врывалась в котлован, переворачивала, поднимала, кружила в рыжей пене мелкую щепу и доски трапов.

Не заткнешь сейчас же проклятую брешь — вода зальет котлован до прихода смены.

— Вот что, — кинул Изумруд Короткову, — пулей в барак! В два счета подыми ребят. Чтобы сыпали сюда с лопатами. А мы с Гусевым попридержим воду.

Он взглянул на холодную, темную набухшую пену. Озноб тысячью уколов пробежал по коже.

«Плотину нужно построить к Октябрю!» — мелькнула мысль. Не раздумывая, он мгновенно скинул гимнастерку. Далеко в сторону швырнул тяжелые кана-лоармейские башмаки, словно вместе с ними отбрасывал последние колебания.

Ощущая всем телом обжигающий холод осенней реки, нырял Изумруд. Каждый раз с тяжелым плеском смыкалась мутная вода, и охватывала его стеклянная тишина.

Лихорадочно, наперекор бьющей из-под досок струе, нащупывал отверстие и пытался забить его. Но тугая струя каждый

раз отводила руку, выбивая из пальцев щепу и доски.

Когда обессиленный бесполезной борьбой Володька разрывал головой поверхность воды, уши наполнялись тяжелым назойливым звоном. Казалось, в последний раз ловит он взглядом и сентябрьское небо с клочьями реденьких туч, и нахохлившийся на берегу облупленный остов собора, и серокаменные быки Перервинской плотины, той самой, что новой весной поднимет уровень Москва-реки.

После третьего раза Гусев подал Володьке деревянную чурку.-

— Попробуй засадить, может и удержит.

Снова над головой сомкнулась вода. Налег Изумруд на чурку всем телом, вогнал ее в промой перемычки. Как раз по отверстию! Напор тотчас приостановился.

Стоит Изумруд над перемычкой, ноги судорогой свело.

— Теперь, ребята, надо грунтом закрепить, и амба! Воду за ночь насосами отработаем.

А ребята уже бегут, что-то кричат, машут руками.

Первым добежал Коротков. Потом остальные. Окружили Изумруда. Наперебой жмут руку. Кто свой бушлат, кто сапоги предлагает. Тут почувствовал Изумруд, как поднялась в нем незаметно для самого себя новая гордость ударника и звеньевого.

— Вы, ребята, не подкачали, — сказал он. — И десяти минут не прошло — все, как один, высыпали.

— Всех поднял, — откликнулся Коротков, — только Мещер

99