Техника - молодёжи 1937-10, страница 68

Операция с помощью аппарата Рентгена, обследующего пораженное место.

даже кровь доноров. Кровь донора можно сохранять лишь с примесью стабилизатора, лимонокислого натра, который консервирует кровь, но входит в ее состав, как лишний раствор. В то же время j кровь, взятая от человека, погибшего внезапно, в. полном расцвете своих сил от травмы или, например, от разрыва сердца, сохраняется 20—30 дней без всяких стабилизаторов.

Кровь людей, погибших внезапно, вопреки существовавшим теориям, вообще теряет способность свертываться, а если и свертывается, то несколько часов спустя «развертывается» опять, оживает и может выполнять свою главную службу — обменивать кислород. Трупная кровь оказалась более живучей, чем живая кровь живых людей.

В незатейливых комнатных ледниках, при температуре в 6° тепла институт имени Склифасовского хранит теперь наготове запасы трупной крови. Она проверена на сифилис и малярию, она распределена по группам, она всегда готова к употреблению. А опыты, практика вскрывают совсем неожиданные явления: через 4—5 дней кровь сифилитика или чахоточного какие-то внутренние силы очищают от бактерий. Она сама собой обеззараживается.

...Так мертвый спасает живого! Это могут засвидетельствовать две с половиной тысячи человек. В их жилах бурлит кровь, взятая рт мертвецов, а новые хозяева этой крови великолепно живут и работают, как и мы с вами.

На автозаводе имени Сталина работает молодой, способный конструктор. С некоторых пор он начал жаловаться на головные боли. Он ходил по амбулаториям, пил бром и рано ложился спать. Но боли нарастали, постоянная рвота изматывала, и, наконец, больной от терапевта и невропатолога двинулся к окулисту.

— Я по временам теряю зрение, доктор! У меня мутнеет все перед глазами. Что-то давит на них, какая-то тяжесть лежит у меня в голове. Я не могу по-нять, что со мной делается...

Но врач-глазник разводит руками: «Это не по моей, части, голубчик. Органы зрения у вас в полном порядке. Очки вам явно ни к чему. На всякий случай попускайте капельки».

Но «капельки» не приносят облегчения, и через месяц или два молодой конструктор — он уже теряет веру в медицину и в самого себя — уныло бредет по Ульяновской улице. Усталыми глазами осматривает он вывески... «Вот он, «Институт нейрохирургии». Какие , там еще пропишут мне капельки или процедуры?» ворчит больной, входя во двор института.

Но здесь лечение начинается с того, что врачи всевозможных специальностей изучают больного со всех сторон. Он переходит от терапевта к невропатологу— хирургу — отоневрологу — офтальмологу — рентгенологу и эндокринологу. Наконец все сводки собраны. Рентгеновские аппараты доставили лечащему врачу спои снимки, на их пластинках точно запечатлены те участки мозга, которые интересуют хирурга. Волосками Фрея врачи обследовали чувствительность тела больного. Наблюдая нарушения нервной системы «на местах», врач отмечает себе те части головного мозга, которые ведают этими участками. За нарушениями чувствительности нервов руки или ноги, за внезапными потерями зрения скрыта сложная разрушительная работа, которую производит неизвестная опухоль. Но она уже разгадана, болезнь разведана, враг обнаружен.

Он сидит глубоко в черепе, на нежнейшей ткани человеческого тела — на головном мозге.

И вот нож хирурга должен вторгнуться в эти ткани, в эту материю, которая

на вес или протяженность функции чело-века — память, волю, ум, чувства...

Одно неумелое движение, один неловкий жест дрогнувшей руки оператора превратят пациента в калеку, в идиота.

Говорят, что хирургия так же стара, как и само человечество. Какие-то, конечно, очень незатейливые хирурги практиковали будто бы уже в каменном веке, чуть ли не 8 тысяч лет назад. А на двухстах черепах третичного периода, которые покоятся в витринах музеев, хирурги даже находят следы трепанаций, произведенных каменными ножами. Какой же дьявольской выносливостью обладали пациенты, выживавшие вопреки этим варварским приемам!

К 70-м годам прошлого столетия были опубликованы труды английского врача Листера. Он ввел обязательную антисептику рук хирурга, губок, инструментов, — словом, всего того, что соприкасалось с раной. До работ Листера смерть человека, у которого удаляли палец или зашивали пустячную рану, была почти что заурядным случаем. Госпитальная гангрена уносила до 80%. оперированных, и лишь после введения антисептики гангрена была сведена на-нет.

А сегодняшняя хирургия — это дисциплина, которая приближается по своей: точности к математике. Но в то же время хирургия — это искусство. В руках опытного хирурга живая материя человеческого тела поистине превращается в музыкальный инструмент, поражающий нас неожиданными переливами и сочета- ;

Человек лежит на столе большого операционного зала института нейрохирур-0 гии. Он окружен педантичнейшей чисто- i той. О ней и не мечтал Пирогов, при котором лигатуру для зашивания ран держал за ухом фельдшер, а фартук лишь предохранял форменный сюртук' хирурга от кровяных брызг. Теперь чистота стала законом хирургии.

Металл инструментов, белоснежная j эмаль приборов обеззаражены. Высо-',; кие температуры, пар, формалин, сулема убили носителей болезнетворных начал. j Блеск и простор ошеломляют больного... j Он лежит приоткрыв глаза и силится | разобраться в своих ощущениях. О, если i бы мог он увидать свою голову, внутри которой работает сейчас рука хирурга, человека объял бы животный страх. Ведь его череп вскрыт и кость поднята в оперируемом месте, обнажая мозг. Хирурги мягкими мозговыми шпаделями. отделяют патологические участки мозговой коры от здоровой. Врачи запускают', свои инструменты в мозг, в те нежнейшие ткани, которыми, может быть, в этот . же миг больной воспроизводит свои мысли об этих врачах. Больной нахо-: дится под местной анестезией; он продолжает думать —понимать —решать. Оа лежит спокойно, физически мозговое вещество нечувствительно. Операция длится долго, перед хирургами сложная опухоль. Это она раздражала желудочки головного мозга, а их давление на ближ. j ние мозговые центры превращало молод дого человека в инвалида.

— Что вы там нашли у меня, Ефим Михайлович?—тихо спрашивает опери- ' руемый.

Он все еще не может Никак привести в порядок свои впечатления. Он не ощу-щает никакой боля. Он полуспит, но ви-дит Перед собой плитки операционной Щ двигающиеся халаты. Он лишь сознает,-что какие-то манипуляции происходят! внутри его собственной головы...

— Все идет так, как нужно, поговорим, позднее, — спокойно отвечает напряженный Россельс, ведущий операцию, и после краткого совещания с товарищами

£2.