Техника - молодёжи 1941-06, страница 52

также а Америке, поэтому следовало ожидать, что в начале 1916 года кризис со снарядами должен уменьшиться.

Из основной ведомости было видно, что нам не требуется ни одной 76-миллиметровой пушки. До подробного изучения документов это также было не вполне ясно, так как русская армия значительно уступала германской, в количестве полевых орудий, Кроме того, нужно было учесть естественную убыль — орудия, оставленные на поле боя, износившиеся и разорвавшиеся от интенсивной стрельбы, а также орудия, необходимые для новых формирований. Оказывается, вся потребность в этих пушках полностью покрывалась отечественными заводами, производство которых удалось в конце концов значительно расширить. Сильная нужда была лишь в горных 76-миллиметровых орудиях и 152-миллиметровых гаубицах. Нам и надлежало заказать 520 горных орудий и 1400 полевых гаубиц.

Все это были, конечно, перемены чрезвычайной важности, но никто не потрудился хотя бы вкратце информировать нас об этом перед отъездом. Теперь приходилось вылавливать сведения самому, сличая различные документы.

— Как быстро, однако, все меняется! — заметил Русин. — Ведь еще летом всюду, на всех заседаниях и в ставке и в Петрограде в военном министерстве, только и было разговоров о снарядах к полевым орудиям и о нашем снарядном голоде. Как же все-таки могло случиться, что у нас не было заготовлено достаточного запаса снарядов? Я думаю, что нас спросят об этом на конференции.

Я постарался подробно изложить все, что узнал только что сам. Согласно мобилизационному расписанию, у нас был установлен комплект в 1 тысячу выстрелов на каждое полевое орудие. В комплект этот входили все предметы, необходимые для производства выстрела: гильза, заряд пороха, снаряд, капсюльная втулка, взрыватель или дистанционная трубка. По имевшимся у нас сведениям, во Франции запас снарядов был определен в 1300 и в Германии в 1200 выстрелов на орудие, то есть почти одинаковый с нами. Наша норма была установлена на основании опыта рус-ско-японской войны. За всю эту войну на каждое орудие было израсходовано по 720 снарядов. Поэтому считалось, что для новой войны тысячи выстрелов на орудие должно как-нибудь хватить. Исходя из этой нормы, в России накануне 1914 года было заготовлено почти 6,5 миллиона снарядов.

Но грандиозные масштабы войны намного превзошли все эти расчеты. Уже 28 августа 1914 года военным министром была получена первая тревожная телеграмма из ставки: «Напряженный бой идет по всему фронту. Расход орудийных патронов чрез-вычайный. Резерв патронов совершенно недостаточен. Безотлагательное пополнение необходимо. Положение критическое. Прошу экстренной высылки пушечных патронов и отправки их хотя бы не целыми парками, а отдельными вагонами. Необходимо отправление их ускоренными поездами».

На следующий день из ставки посылается новая телеграмма: «Положение со снабжением пушечными патронами положительно критическое. Вся тяжесть современных боев на артиллерии, — она одна сметает смертоносные пулеметы противника и уничижает его артиллерию. Пехота не нахвалится артиллерией, однако последняя достигает этого чрезмерным расходованием патронов. Непрерывный шестнадцатидневные бои нарушают все теоретические расчеты».

8_ сентября верховный главнокомандующий обратился с телеграммой непосредственно на имя Николая II: «Уже около двух недель ощущается недостаток артиллерийских патронов, сейчас ген. Иванов (главнокомандующий юго-западным фронтом. — В. Ф.) доносит, что он должен приостановить операции на Перемышль и на всем

фронте, пока запасы патронов не будут доведены в парках хотя бы до 100 на ору-дие, — теперь имеется только по 25».

■В эти дни ставка указывает на необходимость поставлять на фронт по 300 сна-

gWOB на каждое полевое орудие в месяц.

скоре эта норма была увеличена в два раза.

Такая же картина была и на западноевропейском театре войны. Там в столь же короткий срок были израсходованы запасы выстрелов. Но если мощная и развитая индустрия Англии, Фракции, Германии смогла сравнительно быстро примениться к новым требованиям войны и наладить усиленное производство снарядов, то такие темпы были не под силу отсталой царской России с ее слабо развитой промышленностью. Поэтому в России кризис со снабжением снарядов принял затяжкой характер и превратился в настоящую катастрофу. Он, безусловно, имел роковые последствия для русской армии в сражениях конца 1914 н особенно 1915 года. И понадо-билось довольно много времени, пока удалось этот кризис хоть немного смягчить.

Ко времени нашей поездки в Англию ощущалась лишь острая необходимость в тяжелых орудиях я снарядах к ним. Мы должны были заказать около восьмисот тяжелых гаубиц и дальнобойных пушек различных калибров.

Собеседования с адмиралом Русиным были для меня очень полезны: таким путем можно было проверить себя, насколько я подготовлен к предстоящей конференции.

СКВОЗЬ ЛИНИЮ БЛОКАДЫ

Я сидел в каюте, изучая различные документы. Вдруг занятия мои были прерваны лейтенантом Любомировым. Он сообщил, что новый английский крейсер вошел на рейд и что'. нам необходимо приготовиться к немедленному переезду на него.

Новый крейсер, «Оратава», представлял собой старое судно водоизмещением в 7 тысяч тонн, спущенное лет сорок тому назад. Он был также из числа вспомогательных судов английского флота. Скорость его не превышала 8 узлов. После случая с «Арлянцем» англичане, видимо, боялись посылать в Белое море корабли, которые могли иметь большую ценность для флота.

На другой день наша миссия и вся команда «Арлянца», кроме небольшого числа матросов, оставшихся окарауливать подорванный крейсер, переехали на «Ора-таву», который немедленно тронулся в путь. Шли мы под охраной тральщиков, на значительном расстоянии от берегов.

Вследствие малой скорости судна и дур. ной погоды путешествие предстояло длительное—не менее десяти суток. Я опять имел время для подготовки к конферен-

На крейсере царила образцовая дисциплина, как и вообще на всех английских кораблях. Рано утром, чуть брезжил свет, уже начинались занятия матросов — гимнастика, бег на палубе, ученье при орудиях, ружейные приемы,, стрельба дробинками.

Для развлечения команды! нередко устраивались различные вечера, на которые приглашались и мы. Спектакль неизменно начинался и оканчивался английским гимном; хоровое пение чередовалось с выступлениями солистов, причем исполнялись вещицы преимущественно юмористического содержания; разыгрывались небольшие сценки, без всяких декораций. Исполнителями были матросы и юнгй.

С целью избежать германских подводных лодок наш крейсер двинулся далеко на север, чтобы плыть теми водами, которые почти не посещаются торговыми судами, направляющимися из Англии и Америки в Архангельск. Шли мы зигзагами, через каждые 20 минут меняя курс на 15 градусов. Если бы нас встретило какое-либо судно под торговым флагом, выпол

нявшее обязанности разведчика для германских подводных лодок, то оно сообщи-ло бы по радио неверные сведения о нашем курсе.

С наступлением темноты все огни тушились, все люки старательно задраивались. Выходные двери из тают на палубу так были устроены, что как только они открывались, электричество автоматически гасло.

Через два дня после нашего выхода с Иоканского рейда погода испортилась. Начался шторм, который преследовал нас почти до самых берегов Англии. Крейсер страшно качало. Выйдя на палубу и держась за поручни, я наблюдал водяные ва-лы, стараясь измерить их высоту. Разбушевавшийся океан катил¹ громадные волны с зеленоватым отливом и белесоватой пеной на хребтах не менее 6 метров высотой.

Крейсер скрипел и дрожал, содрогаясь всем своим корпусом от каждого удара налетавшего шквала. Стук машины, скрип переборок, характерный рев винта в воздухе, когда он при качке поднимался из [ воды, рев ветра в снастях, однообразный шум волн — все это вместе создавало непередаваемую грозную симфонию разъярен-ной стихии. И симфония эта напоминала о. борьбе и страданиях.

В пути капитан нередко производил ложные тревоги на случай появления под-водной лодки и торпедной атаки. Давалось пять гудков — все вскакивали и бежали на заранее указанные места. Потом давался шестой гудок, извещающий о том, что тревога окончена и можно расходиться. Особенно утомительны были эти тревоги ночью, во время сна. И так с трудом удавалось заснуть во время страшной качки, под бесконечный скрип переборок и удары волн, а тут еще завывающие гудки, от которых съеживается душа.

Одна из таких тревог более всего осталась в памяти. По первому гудку я бросился наверх. Шторм достиг наивысшего предела. Нельзя уже было различить отдельных звуков, стоял непрерывный, сплошной рев бушующего океана. Обрывки облаков, потоки дождя, какая-то бешеная свистопляска валов, перекатывающихся через палубу. Ни зги не было видно. Я крепко держался за поручни, чтобы "не быть смытым волнами.

Вся команда, надевая на ходу спасательные пояса, выскакивала на палубу; бежали матросы, бежали солдаты морской пехоты, бежала разнообразная прислуга, вплоть до ковыляющего поваренка в белом фартуке и колпаке, державшего по забывчивости в руках большую деревянную ложку. Часть матросов поспешно стаскивала чехлы с орудий и пулеметов. Солдаты морской пехоты, выстраиваясь вдоль борта, заряжали ружья. Остальная часть матросов делала приготовления к спуску шлюпок и плота. Несколько человек тащили пластырь адмирала Макарова, принятый во всех флотах, — это была обвитая брезентом масса из войлока и канатов, которую спускают на место пробоины и тем хоть несколько затрудняют вливание воды в образовавшееся отверстие.

Я смотрел «а все эти приготовления и думал, что при таком шторме нельзя спустить ни одной шлюпки: все они немедленно будут или разбиты в щепы, или опрокинуты волнами. Невольно мелькала мысль: может быть, правильнее принять меры, чтобы как можно скорее опуститься на дко, чтобы была короче агония. Я знал, что такое взрыв мины, и видел, что вверх, придется лететь довольно высоко, чтобы j потом, падать оттуда в разъяренную пасть океана.

А потому по первому гудку, думал я,, надо выскочить на палубу, по второму — ! отыскать какой-нибудь тяжелый предмет,! вроде снаряда, по третьему — быстро обвязать его веревками, по четвертому — так же быстро обмотать веревку вокруг своей |