Техника - молодёжи 1942-03-04, страница 34

с мастерской Шоша. Не без труда мне удалось получить разрешение для такого осмотра. Меня провели с величайшей таинственностью в одну из комнат французского военного министерства. Подвели к столу, окруженному несколькими французскими офицерами.

Я с жадным любопытством взглянул на стол. Там лежали некоторые детали винтовки Маузера. Вот сильно поврежденный, изогнутый ствол. Рядом — ствольная коробка с несколькими уцелевшими частями спускового механизма. Потом мне бросился в глаза затвор. Затем я разглядел две опорные планки, а также куски поломанной и обгоревшей ложи. Все части были повреждены при падении самолета. Мне не надо было много времени, чтобы заметить, что самой главной и наиболее секретной детали, а именно ползуна, на устройстве которого была основана автоматика системы, здесь не было.

— А где же ползун? — обратился я к офицерам.

— Больше никаких частей у нас нет,— послышался ответ. — Вероятно, ползун был выброшен германским летчиком в момент катастрофы.

«Что за проклятый ползун! — думал я.— Будто его кто-то заколдовал. Никак он не дается мне в руки».

Еще накануне войны, bo время одной из моих командировок в Германию, я пытался достать эту важнейшую часть автоматической винтовки Маузера. Однако это не удалось — немцы сохраняли устройство ползуна в строжайшем секрете.

Правда, в свое время сам Маузер брал во всех странах, в том числе и в России, привилегии на свои Изобретения. Не брать их и держать свою систему в секрете для частного изобретателя было невыгодно. Ведь всякое открытие или изобретение обычно бывает уже подготовлено целым рядом предшествующих работ и исследований, производимых во многих странах. И здесь важно сказать последнее, решающее слово, чтобы завершить все творческие поиски и увенчать их какой-то новой системой оружия. Каждый конструктор, сказавший это слово, спешил немедленно закрепить изобретение за собой, опасаясь, что им воспользуется кто-либо другой. Эти-то привилегии очень часто и помогали нам выяснять некоторые важные подооб-ности в новейших конструкциях. Свод привилегий, взятых Маузером, был издан в виде объемистого тома. Он имелся у нас в библиотеке Артиллерийского комитета. По возвращении из заграничной командировки я засел за внимательное изучение этого тома. Сопоставляя различные конструкторские приемы Маузера с известными мне данными его оружия, мне удалось заочно представить себе устройство ползуна и определить, какая система была признана в Германии наилучшей...

Понятно, как велико было мое желание увидеть этот ползун воочию и проверить правильность моих предположений и расчетов. Рассматривая отдельные детали, разложенные на столе в комнате французского военного министерства, я заметил выбитый на них порядковый номер —244. Это показывало, что захваченная винтовка принадлежала к первой партии тех пятисот экземпляров, о заказе которых мне было известно еще накануне войны.

Стоя среди французских офицеров у стола, на котором лежали части германской винтовки, я стал объяснять им принцип, на котором основано устройство ползуна.

Автоматическое открывание затвора в винтовке Маузера было основано на перемещении, или, как мы говорили, на «дрыганье», при выстреле особой части, обычно называемой ползуном. Он расположен сверху затвора. Сущность автоматического действия, основанного на этом принципе, заключалась в следующем. При выстреле вследствие отдачи вся винтовка получает некоторое движение назад, производя толчок по плечу стрелка. Свободный ползун,

лежащий над затвором, благодаря своей инерции стремится остаться на месте,— иными словами, он получает некоторое движение вперед по отношению к винтовке, как бы сохраняющей свое положение. Такое движение ползуна разводит в стороны симметрично расположенные опорные планки, подпирающие сзади затвор. Затвор освобождается и под действием пороховых газов, надавливающих на его передний срез, отбрасывается назад. Одновременно из патронника извлекается выбрасывателем стрелянная гильза и сжимается находящаяся сзади затвора спиральная пружина, возвращающая затем затвор в первоначальное положение. А ползун имеет свою собственную особую пружинку, которая и ставит его на место. При этом ползун, в свою очередь, действует на опорные планки, сцепляющие затвор со ствольной коробкой.

По сравнению с автоматическими системами, имеющими подвижной ствол, подобная конструкция подкупает простотой своего устройства и меньшим весом, так как здесь нет необходимости иметь внешнюю коробку, в которую заключены обычно все подвижные части. С принципом «дрыганья» ползуна мы впервые познакомились при изучении шведской системы Шегреня, испытывавшейся в России в 1911 году. Система эта была настолько оригинальна, что на этом же принципе стали разрабатывать свои автоматические винтовки сразу два русских изобретателя—начальник Сестрорецкого оружейного завода Дмитриев-Байцуров и табельщик того же завода Стаганович. На эти работы были ассигнованы особые средства; однако к началу войну они не были закончены.

Вообще на Сестрорецком заводе было сосредоточено изготовление всех опытных русских образцов автоматического оружия. Этот завод имел хорошее оборудование. Вместе с тем он был расположен всего в часе езды от Петрограда. Поэтому все возбуждаемые конструкторами вопросы могли быть разрешены в более короткий срок, чем при командировке их в Ижевск или Тулу. Сестрорецкий завод был крупнейшей кузницей кадров русских оружейников-изобретателей. Здесь работали В. Дегтярев и Ф. Токарев — оба ныне Герои социалистического труда. Здесь работал талантливый мастер Рощепей. На этом же заводе проходили годы и моей конструкторской деятельности. Здесь работал дружный и спаянный коллектив изо

бретателей, инженеров, мастеров, рабочих, проникнутых общей любовью к своему оружию.

ЗНАКОМСТВО С ПАРИЖЕМ

ПЕРЕД отъездом хотелось хоть немного осмотреть столицу Франции. Судьба как-то смеялась в этом отношении надо мной. Первый раз я был в Париже в 1913 году всего два дня, после длительного пребывания в Германии и Швейцарии. Согласно полученному приказанию, мы с моим товарищем, офицером генерального штаба, должны были внезапно вернуться из Женевы в Петербург-.

Я попал тогда в Париж во время рождественских праздников. Все музеи, выставки, достопримечательные места были закрыты. Мне оставались лишь одни улицы. Они были переполнены празднично настроенной, веселой толпой. В эти дня разрешалась свободная торговля с лотков, а также различные уличные представления клоунов, скоморохов, фокусников. Все это еще более оживляло улицы Парижа. У меня осталось тогда только это единственное впечатление: несколько шумливая, жадная до всяких зрелищ и наслаждений толпа увлекающихся парижан. С этим впечатлением я и ехал в наш холодный, несколько сумрачный Петербург с его городовыми, строго следящими за порядком-

Теперь, во время войны, картина была несколько иная. Война наложила на Париж свой отпечаток. На улицах встречалось меньше народа. Здесь было обратное явление по сравнению с Лондоном: в столице Англии нашло себе прибежище население бельгийских городов, лондонские улицы были полны народа. Теперь в Париже мне не пришлось много наблюдать основную «достопримечательность» этого города — парижскую толпу. На этот раз пришлось обратить больше внимания на неодушевленные предметы — дома, здания, их архитектуру, памятники...

Гостиница Грильон, в которой я жил, находилась на самой большой площади Парижа — площади Согласия. Однако она не производила особого впечатления. Она не была обрамлена со всех сторон красивыми зданиями, — отель украшал ее только с северной стороны. Справа и слева площадь переходила в зеленые массивы обширных открытых пространств — парков Елисейских полей и садов Тюильри. Впереди был перекинут мост через Сену.

Площадь Согласия была в прежнее время традиционным местом казней. Несколь

лежали части германской новано устройство ползуна.