Техника - молодёжи 1952-11, страница 33

И. ИЛЬИН и Е. СЕГАЛ

Рис. Р. АВОТИНА

1. ПЕРВАЯ СИМФОНИЯ И ВАЛЕР АЛЬДЕГИД

В

едикое дело познать самого себя, найти свое

призвание!

Но как быть тому, кто нашел свое второе призвание на тридцатом году жизни, когда первое уже давно найдено?

Осенью 1862 года в жизни молодого профессора химии и музыканта-любителя

Александра Порфирьевича Бородина произошло событие, которое произвело перелом и в нем самом и во всей его дальнейшей судьбе. В доме одного из своих товарищей по Медико-хирургической академии он встретился с композитором Балакиревым.

Милий Алексеевич Балакирев был страстным воителем за новую русскую музыку, за народность и реализм в искусстве. Его ближайшими друзьями и соратниками были Стасов, Мусоргский, Римский-Корсаков, Кюи.

В балакиревском кружке отвергали все подражательное, избитое, рутинное и горячо встречали все самобытное, опирающееся на народную русскую песню.

Когда Бородин встретился с Балакиревым, ему захотелось и самому принять деятельное участие в этом строительстве великого здания национальной русской музыки. С огромной силой вспыхнула в нем жажда творчества.

В сознании Бородина произошел перелом: ему стало ясно, что он не просто любитель музыки, который может заниматься или не заниматься ею, а работник, ог которого многого ждут. Он уже не скрывал, как прежде, что и сам пробует сочинять, не отказывался показывать свои пробы Балакиреву. И это привело к тому, что он по-другому стал смотреть на себя и на свое место в музыке.

Друзья говорили Бородину: «Ты композитор, ты не только можешь, ты обязан участвовать в создании новой музыки, которая нужна твоему народу».

Но он был уже призван на другую службу тому же народу и готовил себя к этой службе много лет. У него уже был учитель, которому Бородин был предан всей душой, учитель, не менее убежденный и пламенный, чем Балакирев. , |

Еще в студенческие годы Бородин горячо полюбил своего руководителя и наставника — замечательного русского химика Николая Николаевича Зинина.

Бородин вспоминал потом, как лаборатория Зинина превращалась нередко в «миниатюрный химический клуб, в импровизированное заседание химического общества, где жизнь молодой русской химии кипела ключом, где велись горячие споры, где хозяин, увлекаясь сам и увлекая своих гостей, громко, высоким тенором, с жаром развивал новые идеи и за неимением мела и доски писал пальцем на пыльном столе уравнения тех реакций, которым впоследствии было отведено почетное место в химической литературе».

Бородин был на третьем курсе, когда, краснея и с бьющимся сердцем, он подошел к Зинину и попросил разрешения работать у него в лаборатории. Про-

Когда в Большом театре тысячи зрителей слушают оперу «Князь Игорь», вряд ли многие из них знают, что велиний руссний номпозитор Аленсандр Порфирьевич Бородин, автор «Князя Игоря» и «Богатырской» симфонии, был танше и выдающимся химином, другом и сподвишнином велиних ученых — Зинина, Менделеева и Бутлерова.

Здесь рассназывается о научной деятельности этого многогранного человена, совмещавшего в своем лице музы-канта, ученого, педагога и общественного деятеля.

фессор встретил его насмешливо, не веря, что этот студент — такой юный с виду — станет серьезно заниматься научными исследованиями. Но очень скоро Зинину пришлось убедиться, что недоверие это было напрасным.

Тогда-то и началась дружба между учителем и учеником.

Как-то Зинин проведал о том, что Бородин увлекается не только ^химией, Но и (музыкой. И вот однажды в академии он вдруг сказал ему в присутствии других студентов:

- Господин Бородин, поменьше занимайтесь романсами. На вас я возлагаю все своц ^надежды, чтобы приготовить заместителя своего, а вы все думаете о музыке и двух зайцах.

«За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», говорит пословица. Но что ж было делать, если Бородин не мог отказаться ни от химии, ни от музыки! Он любил их одинаково сильно. И в то же время он сознавал, что его настоящий путь — путь ученого, что в музыке он только любитель. Он свыкся с этим решением и не пересматривал его до встречи с Балакиревым...

И вот снова возникает все тот же вопрос «о музыке и двух зайцах». На этот раз от Бородина требуют, чтобы выбор был сделан в пользу музыки: «Ваше настоящее дело — композиторство».

Но ведь выбор уже давно сделан! Бородин — профессор химии Медико-хирургической академии. У него есть ученики, которым он с радостью отдает свои знания. У него есть товарищи-химики, так же увлеченные своим делом, как балакиревцы своим.

Все они — и учитель, и товарищи, и ученики — не простили бы ему, если бы он изменил химии. Да он и сам себе этого не простил бы, — ведь он любит химию, он все на свете забывает за лабораторным столом.

Он отвел музыке второе место в своей жизни, она стала его отдыхам. А теперь она больше не желала довольствоваться такой скромной ролью. Она хотела стать для него не забавой, а великим трудом. Она властно требовала, чтобы он отдал ей все свои помыслы.

Когда Бородин оказался среди балакиревцев, он увидел, что для них фортепиано тот же лабораторный стол, за которым они упорно ставят эксперименты и ведут исследования. Это была знакомая для него атмосфера кропотливых и настойчивых изысканий. Играя, друзья не играли, а работали, добывая руду для плавки, находя материал для музыки не в чужих образцах, а в жизни народа и в истории народа.

Этот путь был указан еще Глинкой. Недаром Чайковский сказал потом, что вся русская симфоническая школа содержится, как «дуб в жолуде» в «Камаринской» Глинки. Но чтобы вырос этот могучий дуб, нужно было немало времени, труда и таланта, нужны были годы упорной борьбы.

Музыка не кормила балакиревцев, не давала им

31