Техника - молодёжи 1955-05, страница 39

Техника - молодёжи 1955-05, страница 39

После вызова к министру Соколов решил обрадовать свою Леночку и раньше, чем обычно, приехать домой.

Но дома была только одна Юля. Мать Соколова уже две недели была у своей сестры в деревне. Елена Андреевна отговорила мужа посылать матери телеграмму: она там у постели тяжело больной гораздо нужнее.

— Где мама, доченька?

— Не знаю... — равнодушно ответила девочка и прошла в свою комнату, а не бросилась, как обычно, к отцу, делясь своими успехами в школе.

«Да, не клеятся что-то взаимоотношения у Лены с дочкой... Как-никак выросла, не зная матери, и сейчас, конечно, привыкнуть нелегко, сторонится ее...» — думал Евгений Николаевич, а сам все прислушивался: не позвонят ли в передней.

Елена Андреевна вернулась не скоро. В руках у нее было множество свертков и пакетов. От морозного воздуха раскраснелись щеки, и перед Евгением Николаевичем мелькнула тень прошлого: когда-то восемнадцатилетняя Леночка вот так возвращалась с покупками в пору их недолгой жизни в Алма-Ате. Ходить по магазинам и что-нибудь покупать или просто так спрашивать цены и держать товары в руках было ее страстью.

— Ну, муженек меня заждался и, наверное, уже сердит. Да? Ты, наверное, проголодался? А я такая предусмотрительная, что даже купила бутылочку вина.

Елена Андреевна быстро накрыла на стол. Поужинали весело. Соколов с удовольствием следил, как Лена старается растопить ледок в своих отношениях с дочкой.

После ужина Лена, положив мужу руку на плечо, с укором сказала:

— Хотела убрать в твоем кабинете, но ты его запираешь от жены! — и Елена Андреевна кивнула на ключ, который Соколов вертел на пальце.

— Лена, зачем ты меня обижаешь?

— Разве не наоборот? Мне кажется, что основание обидеться...

— Нет. За эти годы сложился у нас в семье порядок: в мой кабинет никто не ходит. Не потому, что там хранятся тайны, а потому, что я не люблю, когда трогают мои книги, бумаги... Ключ же всегда лежит на верхней полке буфета... Я не знал, что ты болезненно это воспримешь, а то объяснил бы сразу. Когда тебе нужно, располагай кабинетом как угодно!

— Что ты, Евгений, спасибо! Мне хватает остальных трех комнат. Это ведь такая роскошь после полутора десятков лет, проведенных в бараках, землянках, а то и под открытым небом...

— Лена, если я тебя обидел, про-| сти. Ну, не сердишься уже?..

— Нет, Евгений, не сержусь... Все это ведь для меня понятно. И все же немного обидно... Ну ладно, не будем об этом... Однако знаешь, я сегодня лягу на диване в столовой.

— Почему?

— Я переволновалась. Чувствую, что будет бессонница. Стану курить, ворочаться... Я не хочу мешать твоему отдыху. Я ведь еще лодырничаю, а тебе утром на работу... Спокойной ночи! — И она поцеловала его.

Евгений Николаевич возражать не стал

Подходил к концу торжественный митинг, посвященный открытию первой в мире промышленной установки по изготовлению искусственных алмазов.

На трибуне заканчивал свое выступление министр химической промышленности.

— Товарищи! До сих пор годовая добыча алмазов во всем мире едва достигала трех тысяч килограммов. Ваш же завод будет давать это количество менее чем за месяц! В алмазных копях приходится обрабатывать тонну породы, чтобы получить один карат алмаза, а каждая ваша установка будет давать за смену десятки тысяч каратов!

Затем министр поздравил работников нового завода с новым достижением нашей промышленности и под оглушительные аплодисменты подвел к большому распределительному щиту смущенного Евгения Николаевича Соколова, который должен был включить первый ток.

Под впечатлением этой минуты Евгений Николаевич пробыл всю дорогу от завода до института. Подымаясь по ступенькам парадного входа, он вдруг услышал крик: «Папа!»

— Юля?! Что случилось, почему ты не в школе?

Девочка сильно продрогла.

— Пойдем в вестибюль, я совсем замерзла, ожидая тебя. Три часа жду.

Соколов прошел с дочерью в столовую, разогрел чай и напоил девочку.

— Что же случилось? Неприятности в школе, да?

— Нет! Я не знаю, как тебе сказать... Папа... Она... не наша!

— Да ты бредишь, девочка, кто она? Кто не наша?

— Нет, нет! Мама не наша... Ночью я проснулась оттого, что скрипнула входная дверь и кто-то вошел в квартиру. Я подумала: может быть, это бабушка приехала, и побежала в прихожую, но это была не бабушка...

— А кто же?

— Эта женщина... Старцева...

— Юля, ты определенно больна! — озабоченно сказал Соколов, рассматривая дочь. — Ты забыла, что она твоя мать? И откуда она могла прийти ночью?..

В глазах у девочки появились слезы:

— Папочка, выслушай же меня!.. Мать... Разве мама такая?.. Увидела, что я стою в дверях, и говорит: «Голова болит ужасно, прошлась по свежему воздуху — лучше стало...» А потом, как закричит на меня: «Марш спать!» Я легла и никак не могу заснуть. Она два раза приходила, смотрела. Я притворилась, что сплю... Потом она взяла ключ и пошла в твой кабинет...

— В кабинет?..

— Да. А я... я подсмотрела: она фотографировала тот альбом чертежей, что тебе вчера принесли с завода...

Соколов схватился за голову и отпрянул от дочери:

— Юля! Да понимаешь ли ты, что ты говоришь?! Ведь это мог делать только наш враг!

— Я поэтому пришла к тебе...

Шло следствие...

— Итак, вы показываете, что пытками, истязаниями, голодом иностранная разведка заставила вас со

гласиться заниматься шпионажем в СССР в пользу этой разведки. При этом вам якобы было поручено собирать поверхностную информацию о секрете алмаза, после чего вас бы освободили от всяких обязанностей?

— Да.

— Тот факт, что по прибытии в Советский Союз вы стали заниматься шпионажем, вместо того чтобы честно признаться сразу же, вами объясняется как боязнь угроз со стороны иностранной разведки убить вас и вашего мужа? Так?

— Да.

— Вы признались, что разыгранная вами сцена перед моряками парохода «Ангара» была продуманной провокацией?

— Да.

— И вы утверждаете, что сообщников у вас не было, а информацию должен у вас взять человек, который сам вас найдет?

— Да.

— Вам больше нечего добавить?

— Я все сказала. Какой смысл теперь что-либо скрывать?..

— В последних словах есть доля истины. Однако наш разговор нельзя считать оконченным. Нам еще придется побеседовать, так как все, что вы показали, за исключением того, что вы иностранный агент, и того, что в африканском порту вами была совершена провокация, кроме этого, все остальное — ложь! Вы не Елена Старцева!

— О...

— Да, не Старцева и не Кейтер. Вы Лилиан Кроуз.

В кабинет полковника Тевилева вошел капитан Тимченко.

— Разрешите доложить, товарищ полковник? Кроуз созналась.

— Как же теперь выглядит эта история в целом?

— В сорок первом году специальный представитель гестапо Курт Гиммель проводил отбор гражданского населения для насильственного угона в Германию. Среди других ему на глаза попалась Елена Старцева. Она совершенно не годилась для физической работы, так как перед этим перенесла тяжелую болезнь.

Однако Гиммель обратил внимание на Старцеву не случайно.

Оказывается, она была совершенным двойником одной сотрудницы Гиммеля—Лилиан Кроуз. Узнав, что у Старцевой муж в армии, а в Средней Азии у нее остались свекровь и дочь, гестаповец придумал далеко