Техника - молодёжи 1956-05, страница 43

Лишь сделавшись мерничим, Кшечковский понял, как плохо он знал шахту прежде. Ныне он ознакомился с геологическими картами, с самым старым планом шахты, который составил геометр Марчин Герман в 1631 — 1638 годах.

Теперь Кшечковский ежедневно ходил и ползал по шахте шесть-восемь часов, он забирался в такие тайники и закоулки, о которых раньше и не подозревал.

Величка — небольшой городок, он лежит неподалеку от Кракова, в красивой холмистой местности. Величка расположилась на склоне горы, которая охватывает городок полукругом. Каждая улочка, каждый дом на виду, так что заблудиться в Величке попросту немыслимо.

Но под маленьким городком лежит второй, город, и он значительно больше того, который мы увидели в один огляд со всеми его домами, садами, монастырем, шахтными зданиями и соляной мельницей.

Подземному городу около тысячи лет; есть сведения, что еще в 1044 году в Величке существовали соляные копи. За эти девятьсот лет добытчики соли изрыли месторождение так, что если сложить вместе все выработки, все штольни — они вытянутся в длину на сто восемьдесят шесть километров. Можно себе представить, как замысловат и запутан лабиринт улочек, переулков и тупиков подземного города, расположенного в несколько этажей, и как трудно там ориентироваться. К тому же этот лабиринт сильно вытянут в длину, так как с севера на юг месторождение простирается на километр, а с востока на запад — на семь километров.

В Величку едут и едут туристы. Они едут сегодня из всех воеводств Польши, из других стран. Все новые и новые записи появляются в объемистой книге отзывов, которая насчитывает не один век, в этой книге сохранились подписи Гёте, Монюшко и многих других знаменитостей.

Экскурсанты опускаются в шахту на лифте, они ходят по подземным коридорам и залам, где горит электрический свет, волшебно отраженный миллионами кристаллов соли; экскурсанты переходят с этажа на этаж по удобным лестницам, держась за перила, отполированные тысячами ладоней; экскурсанты любуются великолепным искусством резчиков — в просторных гротах устроены подземные часовни, а фигуры святых, барельефы, алтари, люстры, скамьи для молящихся — все, все вырублено, высечено, вырезано, вытесано из каменной соли. И когда в часовне святого Антония зажигается свет, люстра, висящая под потолком, излучает нестерпимый блеск, словно вся она унизана бриллиантами. Экскурсанты осматривают подземные озера, которые, однако, не делают воздух в шахте влажным; воздух здесь необыкновенно сухой. Местные жители считают его целебным для детей, больных коклюшем, и поэтому нередко можно увидеть в шахте женщин, которые часами сидят там с детьми на руках.

Экскурсанты, если не считать нескольких ученых, никогда не заглядывали на глухие окраины подземного города: что им делать в шахтных дебрях? А между тем очень интересно было дать им наглядное представление о добыче соли в давние времена, собрать и показать редкие образцы соли, все ее виды и разновидности.

Так родилась мысль открыть подземный музей, он мог бы отлично разместиться в пустующем гроте Сенкевича.

Около года длилась подготовка к открытию музея, и за это время Кшечковский совершил немало опасных и смелых путешествий по пустынному подземному городу. 2 декабря 1951 года в гроте Сенкевича торжественно открыли музей, но Кшечковский неутомимо продолжает поиски экспонатов.

В день, когда Кшечковский отправляется в очередной поиск, он встает задолго до того, как прогудит могучая шахтная сирена, Если бы в его распоряжении был весь день! А он должен вернуться до часу дня. В этот час запальщики производят отпалку. Взрывы могут быть и за несколько километров, так далеко, что они отдаются в ушах глухим эхом, но подземные толчки крайне опасны, даже когда их не улавливает ухо. Эти далекие взрывы вызывают сотрясения и обвалы в заброшенных камерах.

Никто не провожает Кшечковского, уходящего в поиск, и сам он не любит проводов, не любит никого посвящать в свои планы. Что Кшечковский берет с собой в дорогу? На груди висит карбидная лампа, она рассчитана на восемь, самое большее на девять часов. На голове — каска.

Люстра из прозрачной каменной соли сияет, словно алмазная.

подземный

В руке — кирка, в ящике для находок небольшой сверток с едой.

— И вы совсем не берете еду про запас? — удивляюсь я.

— А зачем? — говорит Кшечковский.

— На всякий случай.

— Вернусь во-время — проголодаться не успею. Ну, а если случится обвал или заблужусь... Разве еда спасет?

И вот человек остается наедине с месторождением каменной соли. Он то шагает во весь рост, то идет пригибаясь, то ползет. Шаткие отсветы лампы пляшут по стенам, потолку. Белое безмолвие пластов окружает человека. Все дальше уходит он от мест, где еще сравнительно недавно добывали соль. Вот на стене «ходника» вырезана цифра «1810», отсюда брали соль полтораста лет назад. Но человек шагает, ползет, снова шагает и снова переползает по узким лазам все дальше и дальше. Ничего живого вокруг. Тишина и мрак. Вот старинные плошки, факелы, тачки, инструменты — картина прошлого встает перед глазами Кшечковского, Этому запустению несколько веков. Все осталось в таком виде, как оно выглядело, когда отсюда в последний раз ушли рудокопы.

Все толще слой соляной пыли под ногами. Ноги выше щиколотки погружаются в эту мягкую пыль. Кшечковский снова сверяется с картой. Это старинная карта, ее составили, еще когда мерой длины были локти и сажени. И как знать, может быть, Франтишек Кшечковский — единственный человек, который в середине двадцатого века практически пользуется этими старинными мерами длины!

Он вновь и вновь настороженно вглядывается в боковые «ходники», в ответвления, в ниши. Главное — не заблудиться, не сбиться с пути. Нужно все время напряженно запоминать обратную дорогу, для чего следует делать зарубки на стенах. Все мягче ковер соляной пудры под ногами. Кшечковский уже определил, что в последний раз рудокопы работали здесь триста-четыреста лет назад. И с тех пор как они ушли отсюда, здесь не ступала нога человека. Хорошо, что пыль под ногами лежит таким толстым слоем и приглушает шаги. Кшечковский, совсем как бывалый разведчик на войне, еще раз проверил все свое снаряжение. Ничего не бренчит, не скрипит, не шуршит, не звенит, не тренькает. Опасно нарушать могильную тишину заброшенных камер и гротов. Нужно итти неслышно, не шаркая, не кашляя, не чихая, не дыша тяжело и не размахивая руками, потому что кто знает, как поведет себя соль, которая зловеще нависает над головой белыми глыбами, сталактитами, утесами. Так далеко нужно пробраться сегодня Кшечковскому, ему так дорого время, а тут приходится передвигаться с такой раздражающей медлительностью. Даже шорох или дуновенье воздуха может вызвать опасный обвал.

Пока не было случая, чтобы Жшечковский заблудился. Подобно тому как сапер может ошибиться один раз в жизни, подземный разведчик может лишь однажды в жизни заблудиться. Но было так, что Кшечковскому, в силу обстоятельств, пришлось возвращаться обратно по своим следам: иной дороги не было. Дело происходило в шахте «Марчин» на глубине ста семидесяти пяти метров, ниже четвертого горизонта. Обратный путь всегда труднее. Тут и молодой человек устанет, если ему придется ползти на четвереньках километры, то подыматься, то опускаться по старым лестницам. Эти лестницы в заброшенных выработках шахты «Мар-

Старинная гравюра: так выглядела шахта два века назад.