Техника - молодёжи 1961-05, страница 32

План был прост. В распоряжении геологов были электроды и моток кабаля, к счастью вольфрамироаанного, а тончайшей изоляции. Расплести кабель и завить нити в спираль — чисто твхиическая работа. Занимался вю Борис. Василий мастерил миогопластинчатый щит, каждая долька которого собарет и направит ток в нагревательную спираль.

— Тармодиэлактрический эффект... Черт, пока выговоришь...—ворчал он.—В нем-то и штука! При замерзании воды на граница между твердой и жидкой фазами возникает разность потенциалов... Здорово подметил... этот Рибейро.

Нелегко было обвить спиралью громадного зверя от конца хобота до пят, взять в сплошную металлическую сеть. Но и с зтим справились в два дня.

Мамонт возвышался горбатой горой, тускло отсвечивал маталлом. Это было самоа удивительное сооружение, представшее глазам человека, фантазия наяву!

— Начнем? — обратился Борис к Василию.

— Шилом море греть?

— Не будь скептиком! В наш век делают не такое!

Ток пошел.

Тепврь ждать. И не давать проруби замерзнуть.

Система действовала безотказно, ток шел, но результатов ив было. Гора, завитая в проволоку, стояла недвижимо, и больше было шансов на то, что она не сдвинется вовсе.

— Ничего, — успокаивал Борис, — за час махииу не прогреешь...

На четвертый день бока животного увлажнились. Друзья приняли это за благоприятный признак и стали готовить выход из пещеры. В воздухе потеплело: на Колыму шла весна.

Пористый известняк подавался легко, сколотые глыбы употребляли на стену — замуровать поврежденного мамонта.

К этому арвмвни температура тела животного достигла тридцати градусов. Ждали: что-то должно случиться.

Утром на седьмой день, когда рассвело, увидели, что хобот животного подвернулся, словно поднятый, сжатый в усилии. Можвт, то была спазма оттаявшего тела, но друзья приняли это за несомненный признак оживления и не спускали с животного глаз.

Часом позже, когда солнце глянуло в пещеру, дернулось веко. К полудню животное вздохнуло и открыло глаза.

Ребята — как ни ждали — вздрогнули, но животное стояло надвижно, лишь изредка с шумом засасывая воздух, будто кто вздувал и отпускал кузнечные мехи. Понимали: это был критический момент, зверь или выживет, или упадет замертво. Время шло, дыхание выравнивалось, но гора так же стояла неподвижно, увитая проводом,—ток на выключали.

За полдень животное шеввльнуло хоботом, медленно свернуло его, распрямило. И вдруг повернуло голову к ним, глядя в упор.

Ребят обдвло ознобом. Они стояли кек загипнотизированные, не в силех опустить глаз, уклониться от страшного первобытного взгляде. Солнце эвходило, в нише сгущвлись сумерки, и от этого было еще тревожнее и страшнее. Зверь все глядел, и друзьям казалось, что взгляду на будат конца. Но жиаотнов отвернулось и опять заняло наподвижиую позу. Борис и Василий вышли из пещеры.

Обоим было на по саба. Раньше думали: «Какая радость, если зверь очнется», — а теперь не находилось слов.

Борис разомкнул цепь.

В тот же миг услышали легкий треск: лопались провода — мамонт сдвлал шаг. Это был тяжелый каменный шаг. Громада двинулась к выходу. Методически поднимая и опуская ноги, прошла по откосу — камни стонали под тяжкими шагами, — приблизилась к проруби, опустила хобот в воду.

— Что жа твперь будем делать? — шепотом спросил Василий.

— А я почем знаю?.. — так же шепотом ответил Борис.

— Эта гора разнесет нес вдребезги...

Животное утоляло жажду, со свистом втягивая воду в хобот и отправляя струю в пасть. Проходили минуты. Свистящие звуки на прекращались, будто у проруби работал механический насос.

— Обопьется, — тревожился Борис. — Надо отпугнуть его от проруби!

— Подойди попробуй... — возразил Василий.

Видимо, жажда была велика, животное — это была самка— на могло оторваться от воды.

— Эй! — на выдержал Борис.

Животное повернуло голову, попятилось и... рухнуло на бок, на ветки, приготовленные для костра.

Друзья подбежали в страха, думая, что все кончало. Но бока животного ровно вздымались, из хобота вырывалось сопение. Животнов уснуло. Борис и Василий тихонько натянули иа гору парус: ночь все-таки морозная...

Наутро, задолго до рассвета, Борис взял топор и ушел в тайгу. Нарубив охапку березовых прутьев с набухшими почками, — рассудил, что для мамонта ада подходящая, — повернул назад. Огибая мыс, услышал Василия, говорившего с кем-то вполголоса. .Борис удивился, опустил охапку, осторожно глянул из-за скалы.

Громадный зверь стоял на ногах и чуть шевалил хоботом. Василий — шагах в пяти от него — что-то протягивал исполину, ласково скороговоркой лвпетал:

— Маша, Маша, Машенька, Маша!..

Маша двинула хоботом и, видимо, вполголоса хрюкнула в сторону Василия так, что тот присел на месте — от неожиданности или от страха. Предмет выпал из рук и рассыпался по снегу. «Пачка галет!» — улыбнулся Борис и взвалил охапку на плечи. Подкрепление пришло вовремя. Маша, преспокойно сглотнув галеты, глядела на него, словно требовала еще. Борис бросил ей охапку, она, осторожно выбирая по две-три веточки, стала закладывать их в пасть.

Тут только Василий окончательно пришел в себя и стал рассказывать, что произошло.

Он готовил завтрак, как вдруг услышал позади сопение. Обернувшись, обмер: гора двигалась на него. «Раздавит! — подумал Василий. — Расплющит, как котлету!..» Чтобы задержать зверя, швырнул навстречу первый попавшийся предмет — алюминиевую тарелку. Тарелка шлепнулась дном кверху. Мамонт остановился, стал переворачивать тарелку, исследуя, что такое. Это дало Василию время опомниться. Он схватил пачку галет и попробовал заговорить с животным, котороа, оставив тарелку, имело, видимо, желание познакомиться с ним поближе. Разговор занял зверя, он прислушивался, наварно соображая, что тон дружелюбный, и дажа счал необходимым ответить человеку. Что иа этого вышло, Борис видал и слышал.

— Значит, Маша? — спросил он, смеясь.

— А черт энавт, как ав назвать? — выругался Василий.

— Так и будет, пусть Маша, — согласился Борис.

Животное было занято кормом и на обращало на людвй

внимания.

— Этого не хватит, — сказал Борис, — пойдем ещв.

Друзья ходили дважды, принесли гору ввтввй. Маша ала

так же деликатно — отправляла в пасть по две-три веточки.

Через несколько дней первобытный зверь и люди освоились друг с другом. Маша оказалась вполне приятной особой: отсутствие страшных бивней придавало ее физиономии добродушие, дажа кротость, маленькие глазки посматривали насмешливо, с хитрецой. И хотя она любила галеты и мучные лепешки, выклянчивать, досаждать людям считала нижа своего достоинства.

Тысячелетняя спячка сказалась на* ней странным образом: она будто забыла прошлое, прежнюю жизнь, а новое действительно открывала заново. Остались только главные побуждения: есть, пить и чувство стадности. Она тянулась к живому, а так как живыми были Борис и Василий, она не отходила от них и от лагеря, тем более что друзья заботились о ней, и она это чувствовала. Неизвестно, какие инстинкты в ней еще проснутся, но сейчас это был добрейший зверь. И хотя подходить к Маше было страшно, между людьми и животным установилось какое-то дружеское взаимопонимание. Когда шли в лес за кормом, Маша слвдовала за геологами, обламывала ветки, ала, но стоило повернуть к стоянке, возвращалась за ребятами как тень.

Между тем пора было думать о возвращении.

29