Техника - молодёжи 1963-01, страница 38

Шли годы, неуке обогащалась новыми методами исследования, однако никто пока не мог исчерпывающе ответить на вопрос: а что же такое биологическая несовместимость?

Может быть, во всем действительно виноваты антитела? Так называют защитные вещества, появляющиеся в организме, «засоренном» чужеродными белками (антигенами). Почему собака не погибает, а человек может погибнуть, если ему перелить кровь неподходящей группы? И почему кровь, перелитая от собаки к собаке, обязательно «приживается», а ткаиь, кожа — нет?

Крепость при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж неприступной. В ее стенах зияли бреши. Демихов знал, что в конце прошлого века Борну удалось срастить в единый организм лягушку и жабу, зародыши которых были разрезаны пополам. В 1924 году Штер удалил у эмбриона амблистомы сердце и подсадил на это место зачаток сердца. Оно выросло, нормально сокращалось и гнало кровь по сосудам. А в 1927 году Б. Д. Морозов пересаживал сердце у взрослых тритонов, только помещал его в мышцу живота. Оно продолжало работать, правда в своем «старом» ритме. Можно, кажется, было уже сделать вывод о стремлении даже прижившегося сердца к «автономии». Но в том же году Копенховер, пересаживая у амблистом зародыш сердца, заметил, что пересаженное сердце вырастает всегда пропорционально размерам тела нового «хозяина».

В чем же дело? Откуда эти противоречия? Нельзя ли сделать вывод, что ткани и органы зародыша приживаются лучше, чем ткани взрослых сущаств? Но тогда как же объяснить успех Н. П. Синицына, который с (941 по 1957 год пересаживал сердца взрослым лягушкам, и те жили подолгу?

Здесь никак не удавалось нащупать твердые правила. Ясно было только одно: чем проще организм, чем ниже он стоит на «лесенке эволюции», тем свободнее преодолевается биологическая несовместимость. Но и тут приходилось изощряться. Да, еще Трамблею два века назад удавалось сращивать разных гидр, но в конце концов после срастания полипы все же расходились. И только когда в 1926 году В. М. Исаев распорол гидр по всей длине и сложил разные половники так, чтобы между ними был наибольший контакт, гидра надежно срослась. Напрашивался вывод: пересаживаемая ткань должна быть достаточно большой и самостоятельной, чтобы подавить противодействие «хозяина» и сжиться с ним. Это вслепую нащупанное экспериментаторами правило имело силу, видимо, и для высших животных. Не потому ли в Институте экспериментальной биологии приживалась чужая шкурка у крыс? Маленькие куски кожи просто отторгались, не приживались. Но когда М. И. Ефимов и Т. В. Мусина крысу почти полиостью «раздели» и вернули ей такую же по размерам чужую кожу, то несовместимость как будто исчезла...

Один и тот же орган, если его пересаживали в разные места, то не приживался, то приживался. Твердые куски тканей приживались гораздо хуже, чем измельченные, жидкие. Картина была слишком сложной, и концы, как говорится, не всегда сводились с концами. Это давало богатую пищу для фантазии, а о действительных причинах несовместимости оставалось только догадываться.

Гришка, оперированный 20 июня 1962 года, был, конечно, не первым «пациентом» Демихова. Более 300 собак прошли через его операционный стол. Он испробовал свыше 30 схем включения в организм сердца и легких. Он не прибегал ни к облучению тканей рентгеном, ни к действию ядовитых веществ, которыми пользовались другие экспериментаторы, чтобы «погасить» несовместимость. Отрабатывая методику, ои строго следил зв стерильностью операции, а позже и за тем, чтобы при операциях как можно меньше травмировать организм. Потому-то он и стал пересаживать сердце вместе с легким. Первая собака жила всего два часа. Только пятнадцатая сошла с операционного стола живой, но и она погибла к вечеру. Оказалось, что в местах, где сшивались сосуды, возникали сгустки крови — тромбы. Оторвавшись от станок сосуда, они попадали в сердце. Инфаркт...

Демихов вместе с В. М. Горяйновым и другими сотрудниками ломал голову над конструкциями новых сосудосшиваю-щих приборов, создавал новые. Менял схему включения сердца таким образом, чтобы тромбы не попадали

сердце, а сначала встречали на своем пути легкое, которое стало как бы фильтром, барьером: инфаркт легкого переносится гораздо легче...

Все это было дьявольски трудно и долго. Только после 25-й операции продолжительность жизни выросла до двух дней. Это были Жучка и Пунтик. Он помнил их по именам. Дамка жила уже шесть дней...

Нелегко было перешагнуть роковой срок. Из 250 собак с двумя сердцами только 29 прожили дольше семи дней. Но

и это была победа. Самой удачной оказалась схема, по которой в 1950 году был оперирован пес Рожок. Он прожил 14 дней. Счет пошел на недели. После Рожка Борзая про-, жила 32 дня, но схема пересадки у Рожка оказалась удачнее. Однако операция была трудная, повторить ее долго ие удавалось.

А тем временем начались полеты собак на ракетах. Первый такой полет в 1951 году на высоту НО километров совершил Цыганок. За иим последовало, как шутили тогда, целое «созвездие гоичих псов». Наконец, на круговую орбиту вышла Лайка. Она разведала путь для человека, для Гагарина. И хотя это не имело прямого отношения к опытам Демихова, ему было обидно: собаки в космосе намного опередили своих земных коллег.

Рожок мог тягаться с Цыганкам, но Лайка в хирургию еще не пришла. Пересадка сердца человеку маячила как заманчивая цель где-то вдалеке. Но вскоре цель приблизилась. 20 июня Гришка начал своеобразное состязание с Лайкой. Демихов оперировал его по более совершенной схеме, чем Рожка, облегчив хирургические приемы. Ассистировала советскому хирургу американка-анестезиолог из Колумбийского университета доктор Джейн Генлей. Были сшиты всего два крупных кровеносных сосуда и один бронх. У Гришки слева в груди было подсажено второе сердце и правое легкое от

Так было подключено собаке второе сердце. Только верхушками хирург уложил их в равные стороны. Верхняя полая вена пересаженного сердца сшивается с легочной веной нижней доли левого легкого Тришки. Аорта пересаженного сердца— с левой подключичной артерией Гришки. А бронх пересаженного легкого — с бронхом удаленных долей легких Гришки.

другой собаки. Две верхние доли собственного легкого были удалены, чтобы освободить место. Сердца лежали «валетом» — верхушками в разные стороны. Каждый день научный сотрудник лаборатории В. М. Горяйнов снимал электрокардиограмму.

Нервы второго сердца не были сшиты с нервами Гришки. Волнения пса доходили до него не сразу, и оно работало с точностью хорошего часового механизма. Только когда собака бегала, по-видимому, химические вещества, выделявшиеся в крови, и повышение кровяного давления заставляли и второе сердце работать ускоренно. Потом, через 10 мииут, оно возвращалось к прежнему ритму.

Пока еще рано делать окончательные выводы. Удаче в опыте с Гришкой, прожившим 141 день, конечно, способствовала усовершенствованная схема операции, отлично отработанные хирургические приемы и принцип: как можно меньше «резни», травм. И, конечно, надежная стерильность, введение антибиотиков, хороший уход после операции. Сосуды не должны быть сдавлены или перекручены, считает хирург. Кровь к сердцу у Гришки шла через оба легких. Те выделяли гепарин, мешающий свертыванию. Именно потому уменьшалась опасность возникновения коварных тромбов. Гришка все же погиб от тромба. Он возник ■ правом

83