Техника - молодёжи 1964-06, страница 28

f/

Николай ПОГОДИН

ЬберТЭМЙ^

Образ Альберта Эйнштейна—гениального ученого, многогранного человека—неизменно привлекает н себе внимание,

В редакцию поступили два неопубликованных отрывка второго варианта трагедии Николая Погодина ,,Альберт Эйнштейн", Причины отказа от ранее написанной пьесы ясны из предисловия литературного секретаря драматурга Алексея Волгаря.

Интересно будет читателям и послесловие, написанное для нас профессором Б, Г. Кузнецовым — автором известной книги об Эйнштейне, которую Погодин считал одной из „виновниц" переделки пьесы.

Рис. И. Глазунова

В середине 1961 года Н. ПОГОДИН сдал МХАТу трагедию «Альберт Эйнштейн», четыре картины из которой были опубликованы в свое время в газетах «Известия» и «Вечерняя Москва».

В пьесе страстно и остро зазвучал горьковский вопрос: «С кем вы, мастера культуры?». Только теперь вопрос был обращен к людям науки, несущим ответственность за судьбы людей и дело мира.

Над трагедиен уже работали театральные режиссеры, «с удовольствием», как он говорил, Борис Ливанов в Московском МХАТе. Благожелательный отзыв о пьесе прислал Погодину Григорий Товстоногов из Ленинграда.

И вдруг через год на страницах «Литературной газеты» от 28 августа 1962 года, в статье «Эйнштейн» Погодин перечеркнул свою пьесу.

Причину этого неожиданного решения мы находим в неотправленном письме к Б. Кузнецову — автору восхищавшей Погодина книги «Эйнштейн». Драматург писал: «Поездка в Америку плюс Ваша книга, и я начинаю заново переделывать вещь».

В путешествие за океан немолодой Погодин отправился только для того, чтобы прочувствовать последний, трагический этап жизни своего героя.

В Принстоне он увидел рядовой профессорский ноттедж, который, к счастью, не стал «настоящим» нежилым музеем. В нем по-прежнему жили самые близкие и дорогие Эйнштейну люди. У посетителей создавалось ощущение, будто сам ученый только что вышел из дому и вот-вот вернется.

«В Принстоне, — рассказывал Погодин, — как ни коротко было мое пребывание, я понял — пьесу надо перечеркнуть».

Погодин был непримирим, когда непосредственно ощущал жизнь, постигая ее суть через ему одному видимые детали и понятные ему одному намеки. В Принстоне он открыл для себя нового, реалистического Эйнштейна. Тогда-то он и сделал в записной книжке запись:

«Ни в коем случае не чудаковат... В пьесе не должно быть никаких экстравагантносгей». А они были...

Своим отказом от законченной работы драматург преподал образец высокой требовательности художника к себе и своему творчеству.

Уже находясь в больнице, Погодин шутил, когда ему становилось легче, но сразу же мрачнел, вспоминая о неоконченном «Эйнштейне». Его очень тянуло к оаботе. Один из врачей мне рассказал, нак в день смерти Погодин сожалел, что вряд ли сумеет закончить своего «Эйнштейна», свою лебединую песнь...

На рабочем столе писателя осталась папка, на которой его почерком было написано: «Рабочий. После Америки. 15-го июня 1962». В ней находились заново написанная чернилами 1-я картина и эпилог-финал а карандаше, с авторской правкой. Они предлагаются вниманию читателя.

Погодин мечтал е своей пьесе нарисовать гениального человека живым, со всеми противоречиями его громадного интеллекта, человека, который был самым мощным рупором своего времени в борьбе за мир.

Погодин хотел показать на исторических прообразах Оппенгеймера и Теллера глубину расслоения среди ученых Америки. С возмущением рассказывал Николай Федорович о намечающейся тенденции в США популяризировать омерзительную мысль о том, что якобы в ужасах термоядерной войны виноват Альберт Эйнштейн. Драматург говорил, что гениальный ученый принес в жертву свои убеждения великого гуманиста только тогда, когда понял, что социальная несправедливость выродилась в самое ужасное — в фашизм. Однако Эйнштейн никак не мог предвидеть Хиросимы. Поэтому напрасно стараются фашиствующие молодчики, размахивающие водородной бомбой, спрятаться от проклятий истории за гениального ученого.

Алексей ВОЛГАРЬ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Кто-то

Чезаре, скрипач Миллиген, банкир Притчард, физик

Гордон, физик Джули, секретарь

Притчарда Студент

КАРТИНА 1-я

В Принстоне ночью. В коттедже, где поселились Эйнштейны, в окнах нет света.

Миллиген (в раздумье). Мерсер-стрит... Абсолютно точно, Мерсер-стрит... Но эти милые сооружения невыносимо похожи друг на друга... И хоть бы где-нибудь светилось окно... И ни одной живой фигуры на этой Мерсер-стрит... Неужели в этом Принстоне живут, как в раю?.. Печально... Что же делать?.. Нечего делать... Надо поворачивать обратно... В конечном счете во всем виноват один идиот... Ты... Нет... Так оставь хоть визитную карточку для него. Безобразно, позорно не разыскать в Принстоне Альберта Эйнштейна... О-о! Судьба начинает сдаваться.., Сюда движется живой человек.

Студент.

Миллиген. Сэр...

Студент. Да.

Миллиген. Простите меня за беспокойство...

Студент. Пожалуйста, я не занят...

Миллиген. Не знаете ли вы, в каком из этих коттеджей поселился приехавший из Европы Альберт Эйнштейн?

Студент. Эйнштейн.., А кто он такой?

Миллиген. Как вам сказать... Вы не видели последних номеров газет?

Студент. Я газет не читаю... У меня много других занятий.

Миллиген. Но тогда мне просто интересно, с кем я имею удовольствие беседовать.

Студент. Я студент богословского факультета.

Миллиген. И вы ничего не слыхали о таком ученом, как Альберт Эйнштейн?

Студент. Может быть, и слыхал, но забыл...

Миллиген. Плохо дело, сударь... Я, конечно, не имею права делать вам замечаний, но думаю, что сам господь-бог будет вами недоволен.

Студент. Чтобы говорить о господе-боге, надо иметь элементарное представление о нем.

Миллиген. Виноват, сэр.

Студент. Так-то... (Ушел.)

Миллиген. Нет, это был «е человек... Это мистика.

Чезаре.

Чезаре. Друг, чего вы хотите от этих святых?.. Может быть, он неделю не ел мяса. Вы хотите увидеть Эйнштейна. Я тоже.

Миллиген. И вы тоже не можете найти его дом?

Чезаре. Это проще всего. Вот этот дом и есть его дом.

Миллиген. Дорогой мой, вы же меня выручили.

Чезаре. Выручил... Но что из этого? Я обошел дом вокруг ровно пятьдесят раз. Обойти его можно за минуту. Значит, я здесь хожу около часу. Там, с южной стороны, на втором этаже есть окно от потолка до пола, точнее сказать — сплошное стекло... И там дубы или что-то в том же. роде вокруг газона... Я плохо разбираюсь в зелени. Но' не в этом дело... Я спускался вниз по лужайке и мог видеть его за стеклянной стеной и понял, что там его кабинет... Он сидел, откинувшись в старом кресле, и дымиг трубкой... И можете себе представить такую странную __

вещь... У него нет письменно- СНЕS®BidЕ

го стола, какой должен быть |iVE.AIi^llUU у профессора. ||ДЮАИ1\01ЦлИ

24