Техника - молодёжи 1964-12, страница 20

АРХИТЕКТОРЫ

МШЕ /МНЕНИЕ

т

Недавно в Москве проходили заседания 4-го симпозиума Организации Объединенных Наций по планировке и строи' тельству новых городов. Архитекторы и экономисты думали о том, как удобнее и рациональнее расселять людей.

Мы обратились к делегатам симпозиума с просьбой высказаться о Москве и градостроительстве. Вот их ответы.

■1

Архитектор Эрнест

ВЕЙСМАН 4 ^

(Югославия), вице-директор бюро

по вопросам жилищного строительства и архитектуры при ООН

Тридцать с лишним лет назад помощником знаменитого Корбюзье я мысленно был первый раз в Москве. Памятник этого — известный москвичам дом ЦСУ на улице Кирова. И вот я гость Москвы, гость и участник Международного симпозиума по строительству новых городов. Не случайно этот симпозиум собрался в вашем прекрасном городе.

Я восхищен градостроительной политикой вашего правительства. Все, что мы здесь видели, великолепно. Размах строительства просто фантастичен. Мне кажется, опыт советских градостроителей должен особенно заинтересовать развивающиеся страны. Ведь жилищное строительство весьма существенно для их экономического прогресса. Отсюда и ведущая роль архитектора, роль творца и созидателя нового.

Перед архитекторами вашей страны открыты большие возможности. Они берутся за благородное дело — создать индустриальную архитектуру XX века, века индустриализации. Я с уверенностью ожидаю, что советские архитекторы выполнят свой долг перед обществом.

Я также верю, что через каких-нибудь десять лет нам не придется ехать в Бразилию или другие страны мира, чтобы познакомиться с образцами современной архитектуры. Ваша страна может стать в этом плане истинной Меккой.

в фавелах, и продолжают бороться за свои права. Нужны конкретные меры: перераспределение земли и проведение разумной аграрной реформы (которой у нас никогда не было).

Я мечтал о крестьянине, свободном от эксплуатации, собирающем урожай с плодородной земли, и о справедливом устройстве. Но наших крупных социальных проблем нельзя разрешить, пользуясь компасом и рулеткой или обращаясь — как предполагают наивные — к архитектуре, будто бы «смешивающей» классы: в основе решений должны лежать революционные понятия об изменении строя. Единственный путь к этому — социальная и политическая борьба за справедливый и счастливый строй. Но я остаюсь оптимистом: потерянные иллюзии когда-нибудь станут действительностью.

Архитектура — искусство?

Бразилиа — город в форме самолета. Нимейер проектирует первые площади с их монументальными зданиями. Главная проблема для него состоит в том, чтобы найти ясное и точное выражение гармонического ансамбля главнейших зданий, найти дух простоты и благородства, характерный для столицы. В этой работе для него важнее всего решить, какие здания будут составлять новый ансамбль, как сделать, чтобы они ломали рутину, но чтобы благородством своих линий внушали зрителю чувство взволнованного удивления? Ему вспоминались площадь Святого Марка и Дворец Дожей, Шартрский собор... Красота и смелость великих творений архитектуры прошлого вызывает удивительный «шок», обусловленный их новизной и свежестью сравнительно с тем, что было раньше. При этом, конечно, нельзя забывать и о технических и функциональных соображениях, руководивших конструктором.

Для других зданий, напротив, необходима строгость, сохраняющая единство ансамбля с помощью незримой дисциплины. Как избежать формалистических тенденций, начинающих иногда искажать бразильскую архитектуру? Нужно организовать строгую комиссию по принятию планов, которая будет отвергать и проекты с нарушенными пропорциями и те, В которых возрождаются в более или менее интересных вариантах традиционные формы правительственных зданий.

— Какое условие нужно считать основным для того, чтобы назвать произведение архитектуры произведением искусства? — спросил я у Нимейера. — К каким выводам вы пришли на основании опыта сооружения столицы, относительно связи между формой и функцией в современной архитектуре?

— Я думаю, первое условие для того, чтобы произведение архитектуры стало произведением искусства, состоит в каком-то минимуме творчества, то есть в отражении личности архитектора. В противном случае архитектор сможет только повторять уже известные фор

мы и решения, отдавая дань анахронизму или академизму. Я стою на стороне неограниченной пластической свободы, которая не преклоняется рабски перед заданными ей техническими или функциональными соображениями, а обращается прежде всего к воображению. Я стою на стороне того, что ново и красиво, что выполнено и смело и творчески, что может изумлять, и волновать, и создавать по возможности атмосферу мечты и поэзии.

В городах, например, я стою за ограничение и даже отмену тех решений, которые сами по себе красивы и выполнены на высоком архитектурном уровне, но нарушают единство и гармонию ансамблей, в состав которых они входят. Этим объясняется, почему в городе Бразилиа мы иногда ограничивали себя в объемах, в свободных пространствах, в материалах. Иначе город неизбежно стал бы развиваться в духе всех прочих капиталистических городов с их дисгармонией и хаотическим беспорядком. В то же время я дал полную свободу замыслу — конечно, в пределах законов пропорциональности, всегда соблюдаемых в архитектуре — как для жилых домов, так и для общественных зданий, окруженных большими свободными пространствами.

Нимейер — сторонник архитектуры как искусства. По его утверждению, он ни на миг не забывает о требованиях функциональности, но ищет всегда новые решения, находящиеся по возможности в логическом согласии с системой конструкции. По его мнению, между формой, техникой и функцией должна существовать полная гармония. Он твердо верит, что побеждают время только сооружения гармоничные, прекрасные и неожиданные по своему решению. «Толчок непредвиденного», о котором часто упоминает Нимейер, ассоциируется для меня с другим спором, происходившим за тысячи километров от Рио, с другим мастером пластики — на этот раз кинематографической. С какой страстью говорил мне советский кинорежиссер Калатозов о своих поисках средств, вызывающих «эмоциональный толчок»! Быть мо-

а склонах, в оврагах,

16