Техника - молодёжи 1965-10, страница 22

Евгений МУСЛИН

«ГЛАВНАЯ КРАЖА» XX ВЕКА

Промозглым зимним днем лондонское радио объявило о смерти выдающегося английского физика Оливера Хевисайда. Она последовала 3 февраля 1925 года в небольшом курортном городке Торки в Девоншире. И на другой же день е осиротевшее жилище проник грабитель. Поскольку Хевисайд жил очень скромно, вору поживиться было нечем, и он прихватил с собой лишь несколько книг и рукописей. Среди них, к несчастью, оказалась рукопись четвертого тома «Теории электромагнетизма», над которой Хевисайд работал последние двадцать лет жизни. В рукописи содержались все результаты его трудов по созданию единой теории поля, теории, объединяющей в стройную логическую систему электричество, магнетизм и гравитационные силы. Несмотря на усиленные поиски, ни рукопись, ни ее копию, отправленную Хевисайдом одному американскому издателю, до сих пор так и не удалось найти. Вполне возможно, что в ней были разгадки многих -физических проблем, не решенных и до наших дней. Быть может, вместе с рукописью пропало бесценное «мировое уравнение», над которым физики бьются уже несколько десятков лет.

Хевисайду была под силу такая задача, ведь он был первоклассным ученым, уже а 1890 году установившим фундаментальную зависимость между массой и энергией. Ученому миру формула Е = тс² была неизвестна еще долгих 15 лет, пока Эйнштейн в 1905 году не вывел ее снова. Надо сказать, что о жизни Оливера Хевисайда до самого последнего времени почти ничего не было известно. Нелюдимый, одинокий, обиженный на современников, чудаковатый, он прожил всю жизнь, холостяком, вдали от людей, не посетив ни одного научного заседания.

Скупые биографические сведения о Хевисайде были впервые собраны спустя четверть века после его смерти, в 1950 году, когда английский Институт инженеров-электриков праздновал 100-летие со дня его рождения.

«Я ДУМАЛ, ЭТО КЛАССИК!»

Оливер Хевисайд родился 18 мая 1850 года в Лондоне.

Колледж он окончил по естественным наукам первым, геометрию же сдал еле-еле. И не потому, что плохо знал предмет, а потому, что расходился с экзаменаторами в том, как ее надо преподавать. «По-моему, геометрия — экспериментальная наука, — писал он впоследствии. — Так ее и надо преподавать».

В 1868 году Хевисайд уехал в Данию и .поступил на работу телеграфистом. Береговые участки телефонного кабеля в Дании и Англии обладали различными электрическими параметрами, и Хевисайд вскоре с удивлением заметил, что из Англии в Данию передачу можно вести в полтора раза быстрее, чем в обратном направлении. Отчего так происходило, он тогда не мог еще объяснить. »

Спустя шесть лет, в 1874 году, молодой Хевисайд, теперь уже член Общества инженеров-электриков, возвращается в Лондон и начинает свои эксперименты, которые впоследствии привели его к крупным открытиям в области телеграфно-телефонной связи. Подобно Бальзаку, Хевисзйд отдыхает при свете солнца. Рабочий день его начинается незадолго до полуночи, когда стихает уличный шум, и .продолжается до самого утра. Результатом этих трудов были многочисленные статьи, которые Хевисайд посылал в электротехнические журналы. Увы, работы, на которые он возлагал столько надежд, одна за другой отвергались редакциями. Ученые-рецензенты никак не могли привыкнуть к сжатому, лаконичному стилю Хевисайда и говорили, что его статьи слишком трудно читать. На это Хевисайд едко отвечал: «Трудно читаются? Возможно. Но пишутся они еще труднее».

Оливер ХЕВИСАИА (1850—1925).

Но дело было не только в математических трудностях. Речь шла о вещах сугубо принципиальных. В отличие от консервативно настроенных ученых Хевисайд считал математику наукой экспериментальной. За пятнадцать лет до промышленного применения переменного тока он разработал символический метод расчета цепей, широко применяемый в наши дни, а для решения дифференциальных уравнений электро- <и теплопроводности буквально изобрел операционное исчисление — одну из основных современных математических дисциплин. Однако Хевисайд, интуитивно чувствовавший справедливость сложнейших математических построений, не затруднял себя поисками строгих логических доказательств. И хотя впоследствии правильность его решений была доказана, математики — среди них были такие фанатические поклонники математической строгости, как известный геттин-генский профессор Эдмунд Ландау, не желавший даже слушать человека с самыми замечательными идеями, если они не были защищены неприступной броней доказательств, — не могли простить ему его «вольностей», и конфликт с ними продолжался у него до конца жизни.

«Математики многочисленны, как грибы, но редко кто из них разбирается в практических приложениях, — с горечью говорил Хевисайд. — Сейчас широко распространено мнение, что в математике, если вы не идете обычным путем, вы ничего не стоите, что вы обязаны понимать абсолютно все и, продвигаясь вперед, доказывать все абсолютно строго. В отношении к малоисследованным областям это вреднейшая доктрина. Продвигайтесь вперед любыми способами, логические обоснования можно будет сделать потом».

Такой же точки зрения придерживался и Эйнштейн. Вспомните его слова: «...если вовсе не грешить против разума, нельзя вообще ни к чему прийти».

Кстати, в судьбе и привычках Эйнштейна и Хевисайда есть много общего. Оба работали в одиночку и не оставили после себя учеников; оба последние годы жизни занимались единой теорией поля; оба независимо друг от друга открыли великую закономерность Е = тс²; оба отличались исключительной скромностью и презирали почести; оба любили музыку: Эйнштейн играл на скрипке, а Хевисайд — на эоловой арфе (этот инструмент цел и сейчас).

Однако Эйнштейн был окружен величайшим почетом. Хевисайд же большую часть жизни провел в забвении, хотя и не был при жизни полностью обойден научными почестями. Подшучивая над собой, Хевисайд в письме физику Б. А. Бе-ренду как-то писал:

18